"Её взгляд"
- Стоп всем машинам!
Крышка люка с лязгом откидывается наружу. Я вылезаю из командирской башенки, оглядываюсь. Вокруг – поля, перелески, вверх и вниз ныряет серая линия дороги. За мной остановились и ждут приказа 12 танков и САУ нашей роты. Точнее, всё, что осталось
от нашей роты. На броне жмутся остатки приданого нам 18 батальона ополченцев.
Солнце садится, окрашивая рваные облака в пурпурные, багровые и фиолетовые тона, прорываясь сквозь просветы в облаках огромными световыми мечами. А в просветах над головой небо - такого же цвета, как её глаза. Ветра почти нет. Тишина, даже птицы
попрятались в свои гнёзда и не подают признаков жизни. Одиноко стрекочет вдалеке кузнечик – он ещё не привык бояться и прятаться при появлении людей. Над дорогой стоит марево – над разогретым за день асфальтом поднимается вверх тёплый воздух. Такое же марево висит над нашими танками, которые застыли на дороге в ожидании моего приказа.
- Командирам машин – на совещание.
Из других танков вылезают и подходят ко мне люди. Мои офицеры. Тринадцать человек, оставшихся в живых после мясорубки утреннего прорыва. Самому младшему – 17. Старшему – 55. Объединяет их всех одно – они все родом из Зеленограда. Как и я. И все жили ТАМ
во время правления Временного Совета. У кого-то ТАМ осталась семья, у кого-то родители, или друзья. Им есть, что вспомнить, и за что стрелять по врагу. Как и мне.
- Доложить состояние машин.
Ребята – начиная с командира САУ – докладывают. Экипаж… повреждения… Горючее… Боезапас… осколочно-фугасных… кумулятивных… ракет…
Я смотрю на запылённые, обветренные, загоревшие лица этих людей. Они смотрят на меня, ожидая приказа, который решит их судьбу.
И мою судьбу.
Я смотрю сквозь них, а вижу её глаза.
Я потерял её в далёком 2012м. В том самом городе, которые лежит перед нами всего в 30 километрах пути. Пока я вместе с другими сидел в фильтрационном лагере, к нам домой пришли солдаты Конвента. Это была та самая «вторая ичкерийская бригада», остатки которой пытаются создать рубеж обороны перед нами. Что было дальше - мне рассказали друзья, побывавшие там через несколько дней, а потом попавшие в тот же лагерь. Моим ещё повезло – они погибли в перестрелке с солдатами, не пустив их к себе в дом. Над ними не надругались, как над остальными, просившими пощады.
Тогда мы устроили бунт. Мы с голыми руками бежали на пулемёты охраны, просто чтобы успеть дотянуться до их горла. Чтобы утащить с собой хотя бы одного гада. Мы добежали. Охрану смяли, прорвались в лес, долго скитались. Мы и составили основу первого партизанского батальона. Враги – правительство Конвента – так и не смогло нас поймать, несмотря на превосходство в силах. Они не понимали – почему. Всё просто – мы все умерли в тот день. И мы наносили удары, где могли и как могли, но с каждым разом всё сильнее и сильнее. Мы росли, соединялись с другими отрядами, пока не создали Русское Ополчение. И теперь пришёл час расплаты.
Последнее время, что я жил без неё, я пытался вспомнить цвет её глаз. А сегодня вспомнил. Возможно, скоро я увижу её. Я устал ждать.
Доклад – скорее ритуал – закончен. И мои офицеры уже знают, что я скажу.
Мы пришли сюда мстить.
И не только за своих. За всю нашу страну, которое Правительство думало сдать без боя.
Мы пришли призвать к ответу – остатки Конвента и его холуев.
Мы пришли убивать – ради жизни наших детей.
Чтобы жила страна.
Чтобы у них было будущее, которое мы завоюем своей кровью.
Умирать не страшно, страшно было жить ТАМ.
Командование знало, кого поставить на острие прорыва.
- Цель наступление прежняя – Зеленоград. Мы должны занять город раньше, чем они опомнятся и организуют прочную оборону. Помните, что в городе склады с ГСМ, а также важный железнодорожный узел и аэродром. Он должен быть захвачен. Только что мне пришла информация из штаба бригады. Аэродром – наш последний шанс. Помощи с земли не будет – противник удерживает фронт. Их фронт трещит, но держится. Мы – единственная часть, которая прорвалась. Горловина нашего прорыва скорее всего уже захлопнулась. Остался один вариант – перехватить коммуникации. Мы должны захватить их аэродром и удерживать его сколько сможем. Как и станцию. Тогда их фронт рухнет. Мы получим подкрепление по воздуху, а они — не получат. А если мы будем контролировать станцию - и по железке не смогут — разгружаться негде, маневрировать негде, забьют пути. И убежать не смогут. А наши додавят их на фронте. Если нет – напрасны все жертвы, зря погибли все наши товарищи. Продолжаем наступление. Горючка есть, снарядов хватит. Мы не дадим ИМ покоя и передышки. И даже если погибнем, очистим свою землю. Вперёд.
Ребята молча кивают. Они знали, каким будет приказ. Да и сам приказ – лишь внешнее оформление давно созревшей внутренней решимости. Умереть, но не сдаться. И победить.
Я залезаю в люк своего танка, и вижу над городом закатное небо цвета её глаз. Сине-фиолетово-васильковое, оно низко нависает над Зеленоградом, как символ скорой и неотвратимой расплаты.
Люк танка с лязгом захлопывается над головой, взрыкивает мотор, и машина по ухабистой дороге устремляется вперёд.