История аффторского права. Блеск и нищета копирайта .

В
этой серии из семи статей я хочу рассказать историю авторского права от
1350 года до наших дней. Эта история довольно сильно отличается от
того, что обычно рассказывают представители индустрии копирайта.

Мы начнём с прихода в Европу чёрной смерти
в 1350-х годах. Европейские страны пострадали от чумы не меньше
остального мира. Европе понадобилось больше 150 лет на то, чтобы
восстановить своё политическое, экономическое и социальное положение
после эпидемии.

Религиозные учреждения восстанавливались
медленнее остальных. Они не только пострадали сильнее из-за компактного
проживания монахов и монашек в монастырях, но ещё и не так быстро
восполняли потери, так как в десятилетия после чумы в экономике
ощущалась сильная нехватка рабочих рук, и люди редко уходили в монастыри
или отдавали туда своих детей.

Какое отношение всё это имеет к теме статьи?

Дело
в том, что тогда именно в монастырях производилась львиная доля книг.
Если вам нужна была копия книги, вы заказывали её в монастырском
скриптории, и монахи переписывали её для вас. Вручную. Копии были
несовершенны — некоторые ошибки исправлялись переписчиком, но и новых
добавлялось не меньше.

Кроме того, так как все переписчики
работали под началом католической церкви, существовали строгие
ограничения на то, какие книги можно было копировать и распространять.
Всё, что хоть немного расходилось с официальной позицией Ватикана,
практически невозможно было раздобыть. А изготовление книг требовало
много весьма недешёвого сырья — на один экземпляр Библии уходило 170
телячьих или 300 овечьих шкур.

К 1450 году в монастырях всё
ещё ощущался недостаток рабочих рук, и труд переписчиков стоил очень
дорого. И без того огромная из-за материалов цена книги становилась
просто астрономической с учётом стоимости работы. В 1451 году Иоганн
Гутенберг отработал технику книгопечатания с использованием печатного
пресса, металлических наборных шрифтов и чернил на основе масла.
Примерно в то же время получил распространение привезённый из Китая
рецепт изготовления бумаги. Переписывание книг вручную быстро оказалось
устаревшей технологией.

Книгопечатание произвело революцию в обществе, создав возможность распространять информацию быстро, дёшево и качественно.

Католическая
церковь, которая раньше полностью контролировала распространение книг
(и неплохо наживалась на их дефиците) была в ярости. Она больше не могла
влиять на то, какую информацию можно было распространять, не могла
решать, что людям можно знать, а что нельзя, и поэтому давила на
светские власти, чтобы те запретили столь опасную для них технологию.

Чтобы
убедить людей в преимуществах старого порядка, использовалось множество
аргументов. Стоит отметить один из них: «Как теперь бедные монахи
заработают на пропитание?».

В конце концов церковь вынуждена
была отступить, освободив дорогу Возрождению и Реформации, но только
после того, как в борьбе с точным, быстрым и дешёвым распространением
идей, знаний и культуры было пролито немало крови.

Своей
кульминации эта борьба достигла 13 января 1535 года во Франции, когда по
требованию католической церкви был принят закон, полностью запрещающий
книгопечатание и любое использование печатных прессов под страхом
смертной казни через повешение.

И закон это был крайне
неэффективным. Вдоль границ Франции выросла плотная цепь пиратских
типографий, и книги легко проникали в страну контрабандой, удовлетворяя
жажду знаний.

23
мая 1553 года Архиепископ Кентерберийский объявил недействительным брак
Генриха VIII и Екатерины Арагонской, официально сделав их дочь Марию
Тюдор бастардом. Екатерина была католичкой и пользовалась расположением
Папы, который не давал разрешения на развод. Генрих VIII хотел, чтобы
Екатерина родила ему сына, но все их дети, кроме Марии, умерли во время
или сразу после родов, что в конце концов разрушило их брак.

Развёлся
Генрих самым решительным и основательным способом — он стал
протестантом, а заодно и всю Англию вывел из-под влияния Рима, основав
Англиканскую церковь и став её главой. После этого он женился и
разводился ещё несколько раз. От второго брака у него родилась дочь
Елизавета, а от третьего — сын Эдуард. В отличие от Марии, оставшейся
католичкой, они выросли протестантами.

Эдуард наследовал трон в
1547 году, в возрасте девяти лет, но умер, не достигнув
совершеннолетия. Марии удалось стать королевой после него, несмотря на
то, что она была объявлена незаконнорожденной. Она взошла на трон в 1553
году.

Она много лет не разговаривала с отцом и видела свою
миссию в том, чтобы отменить совершённое им надругательство над Истинной
Верой, Англией и её родной матерью, и вернуть страну в лоно
Католической церкви. Она безжалостно преследовала протестантов, публично
казнив несколько сотен человек, за что и получила прозвище Кровавая
Мэри.

Она разделяла опасения католиков по отношению к
книгопечатанию. Возможность людей быстро и массово распространять
информацию угрожала её намерениям восстановить католичество, в основном
из-за способности протестантов печатать еретические книги (в то время
религиозные книги имели большое политическое значение). Видя
безрезультатные, несмотря на угрозу смертной казни, попытки запретить
книгопечатание во Франции, она придумала решение, которое будет выгодно
не только властям, но и владельцам типографий.

Она ввела
монополию. Лондонской гильдии печатников предоставлялось исключительное
право на любые печатные работы в Англии. Взамен печатники должны были
согласовывать с властями все материалы до выхода их в печать. Такая
монополия была очень выгодна обеим сторонам — типографии неплохо
зарабатывали, и, на радость цензорам, зорко следили за любыми попытками
обойти ограничения. Такой симбиоз государственного и корпоративного
сектора оказался очень эффективным инструментом подавления свободы слова
и религиозного диссидентства.

Эта монополия была предоставлена Лондонской компании книготорговцев 4 мая 1557 года. Она получила название «копирайт».

Сотрудничество
с книжной промышленностью сработало гораздо лучше полного запрета
книгопечатания в приказном порядке. Книготорговцы стали играть роль
частного органа по надзору за соблюдением цензуры — они сжигали
запрещённые книги, конфисковывали или разрушали оборудование нарушителей
монополии, эффективно препятствуя публикации невыгодного властям
материала. Они быстро научились самостоятельно определять, какой
материал можно печатать, а какой нет, и властям приходилось вмешиваться
лишь изредка.

Читательский спрос был высоким, и лондонские
книготорговцы гребли деньги лопатой. Если в книгах не было ничего
крамольного, почему бы и не разрешить людям их читать? Это было выгодно и
королеве, и издателям.

Мария I Тюдор умерла в следующем году,
17 ноября 1558. Трон перешёл к её сестре-протестантке Елизавете,
правление которой стало одним из самых славных периодов истории Англии.
Попытки Марии восстановить католичество провалились. Но изобретённый ею
копирайт жив до сих пор.

После
того, как Кровавая Мэри ввела монополию на копирование книг, обеспечив
власти возможность цензуры, ни книготорговцы, ни корона не испытывали
желания что-либо менять. Идиллия длилась 138 лет.

Монополия
была учреждена Марией I в 1557 году, как механизм цензуры,
предотвращающий распространение и обсуждение протестантской литературы.
Её преемница, Елизавета I с удовольствием воспользовалась этой
монополией уже для того, чтобы предотвращать распространение и
обсуждение литературы католической.

На протяжении XVII века
парламент пытался постепенно отобрать у монархов контроль над цензурой. В
1641 году праламент распустил суд, в котором обычно слушались дела о
нарушении копирайта, так называемую "Звёздную палату".
В результате нарушение авторских прав стало де-факто ненаказуемым
преступлением, примерно как сегодня в Швеции переход улицы в
неположенном месте. Технически это является правонарушением, но
фактически никто не будет за него судить и наказывать. В результате
этого творческая активность в Британии буквально взлетела в стратосферу.

К сожалению, парламент вовсе не этого хотел добиться. В 1643 году монополия копирайта была восстановлена,
причем в ещё более строгой форме, чем раньше. Теперь требовалась
обязательная предварительная регистрация автора, типографии и издателя в
Лондонской книготорговой компании, перед началом любых работ по
публикации требовалась лицензия, представителям Книготорговой компании
разрешалось изымать, сжигать и уничтожать нелицензионные книги и
оборудование. Вводились аресты и суровые наказания для всех нарушителей
копирайта.

В 1688 году произошла Славная революция,
в результате которой в парламенте оказались многие люди, пострадавшие
от монополии, и не горевшие желанием её поддерживать. В 1695 году было
принято решение отменить монополию.

Таким образом, с 1695
копирайт перестал действовать. И снова произошёл резкий творческий взлёт
— историки утверждают, что в эти годы были написаны многие документы,
которые потом вдохновили отцов-основателей на создание Соединённых
Штатов Америки.

Естественно, в Лондонской книготорговой
компании были недовольны потерей такого выгодного монопольного
положения. Книготорговцы даже устроили митинг на ступенях парламента с
требованиями вернуть монополию.

Заметьте! Не авторы, а именно
печатники и издатели просили о монополии. Никому и в голову не приходило
утверждать, что без копирайта ничего не будут писать. Речь шла о том,
что без него не будут печатать, а это совсем другое дело.

Парламент,
только что отменивший цензуру, не был заинтересован в том, чтобы тут же
восстановить её с возможностью централизованного контроля, а значит и
злоупотреблений. Тогда книготорговцы предложили вариант, при котором
автор остаётся «владельцем» своих работ. Этим они убивали сразу трёх
зайцев одним выстрелом. Во-первых, парламент мог быть уверен, что не
будет единого центра, занимающегося цензурой. Во-вторых, издатели
сохраняли монополию на публикацию книг, так как никто кроме них не имел
права продавать книги авторов. В-третьих, монополия получала солидные
юридические основания и защиту.

Лобби издателей добилось
своего и новый закон о монополии был принят в 1709 году и вступил в силу
10 апреля 1710. Это была первая большая победа правообладателей.

В
этот момент своей истории копирайт предстаёт перед нами в своей прямой и
естественной форме, как монополия с элементами цензуры, которая
защищает прежде всего издателей, не принимая во внимание интересы
художников и авторов.

Книгоиздатели ещё долго по привычке
сжигали, ломали и конфисковывали печатные станки и книги, хотя новый
закон не давал им такого права. Злоупотребления продолжались до 1765
года, когда дело Энтика против Каррингтона создало
прецедент, в соответствии с которым утвердился принцип «разрешено всё,
что явно не запрещено законом», и гражданам гарантировалась защита от
безосновательных преследований со стороны властей. Суть дела заключалась
в том, что представители власти ворвались в дом писателя и журналиста
Джона Энтика, провели обыск и конфисковали «нелицензионные» (то есть не
прошедшие цензуру) материалы с критикой власти.

Этот
прецедент, созданный в ходе борьбы гражданина против цензуры (которая в
те времена была неотделима от копирайта) и произвола властей, сыграл
большую роль в становлении системы общего права и гражданских свобод и
лёг в основу четвёртой поправки к конституции США.

Как
мы увидели в предыдущих статьях, авторское право было придумано не в
США. Отцы-основатели принесли его с собой на новую родину. Тем не менее,
монополию на идеи приветствовали далеко не все. Томас Джефферсон писал:

Если
природа создала что-то менее пригодное для частной собственности, чем
все остальное, так это акт мыслительной силы, под названием идея,
которой человек может обладать исключительно лишь до тех пор, пока он
приберегает ее для себя; но в тот самый момент, когда она оглашена, она
вторгается в обладание каждого, и получивший ее не может отказаться от
обладания ею. Другая характерная ее черта — что никто не обделен из-за
того, что любой другой обладает ею целиком. Тот, кто воспринимает от
меня идею, получает знание сам, не умаляя моего; как тот, кто возжигает
свою свечу от моей, обретает свет, не оставляя меня во мраке. То, что
идеи должны свободно распространяться от одного к другому по всему миру
во имя морального и взаимного наставления человека и улучшения его
благосостояния, кажется, было намеренно и великодушно предусмотрено
природой, когда она придала им способность распространяться подобно огню
в пространстве, так что ни в одной точке плотность их не уменьшается, а
также сделала их подобными воздуху, в котором мы дышим, движемся и
физически существуем, ибо невозможно заточить их в узилище или
приобрести в исключительную собственность. А значит, изобретения по
самой своей природе не могут быть предметом собственности.

В
конечном итоге был достигнут компромисс, и конституция США оказалась
первым документом, в котором указывались причины, по которым учреждался
копирайт (и патенты). Это очень простая и прямолинейная формулировка:

… содействовать развитию науки и полезных ремёсел...

То
есть монополия вводилась не для того, чтобы представители какой-то
профессии, будь то авторы или издатели, заработали денег. Вместо этого
со всей ясностью утверждалось: единственным оправданием существования
монополии было то, что она максимизировала доступность культуры и знаний
в обществе.

Таким образом, копирайт (в США, а сегодня и во
всём мире) — это компромисс между доступом общества к плодам культуры и
общественным же интересом в создании этих плодов. Это очень важно. В
частности, обратите внимание, что именно общество является единственным
легитимным субъектом, в интересах которого должны писаться законы об
авторском праве. Монополисты, которые получают прибыль от копирайта,
таковыми не являются и права голоса не имеют, так же как жители города, в
котором расположена военная база, не имеют права решать, важна эта база
для национальной безопасности или нет.

Полезно почаще
вспоминать об этой формулировке из американской конституции, так как
многие часто по ошибке считают, что копирайт существует для того, чтобы
авторы могли заработать. Это не так и никогда не было так ни в одной
стране мира.

А
тем временем в Соединённом Королевстве книги по-прежнему стоили очень
дорого, в основном благодаря монополии копирайта. Собрания книг были
только в домах богатых людей, и те иногда великодушно давали их почитать
простым людям.

Издателей это сильно возмущало и они
стремились провести закон, запрещающий читать книги, за которые читатель
не заплатил. Они пытались запретить публичные библиотеки ещё до того,
как они появились!«Читаешь бесплатно? Да ты же воруешь у автора, вынимаешь корку хлеба изо рта его детей!»

Но
парламент имел другую точку зрения, видя положительное влияние чтения
на общество. Его волновало не бедственное положение монополистов (по
словам самих монополистов), а то, что богачи решали, кому и что можно
читать. Парламентариям казалось, что для общества будет полезно, если
возможности станут равными для всех, и они решили создать публичные
библиотеки, которыми могли пользоваться и бедные, и богатые.

Услышав об этом, издатели окончательно взбеленились. «Нельзя
позволять всем читать книги бесплатно! Ведь после этого больше никогда
не будет продано ни единой книги! Ни один автор не сможет заработать на
жизнь! Никто никогда больше на напишет ни единой книги, если принять
такой закон!»

Тем не менее, парламентарии в XIX веке были
намного мудрее, чем сегодня, и не стали прислушиваться к воплям
монополистов. Парламент твёрдо стоял на том, что свободный доступ к
знаниям и культуре полезнее для общества, чем монополия копирайта, и в
1849 году закон об учреждении публичных библиотек был принят. Первая
библиотека открылась в 1850 году.

И, как известно, с тех пор
больше не было написано ни единой книги. Ну, или пророчества издателей о
том, что без строгой монополии творчество прекратится, были тогда точно
такой же ложью, какой они являются и сейчас.

(Примечание:
в некоторых европейских странах авторы и переводчики получают небольшое
вознаграждение за каждую книгу, выданную библиотекой читателю. Это
вовсе не компенсация воображаемой упущенной прибыли от нарушения
монополии, а национальный культурный грант, который распределяется между
авторами пропорционально их популярности. Кроме того, такие гранты
стали появляться только в XX веке, намного позже, чем возникли публичные
библиотеки).

В Германии тогда вообще не было интеллектуальной монополии. Многие историки считают, что именно быстрое распространение знаний стало причиной промышленного
и научного бума, благодаря которому Германия заняла лидирующее
положение в мире в этих областях. Знания могли распространяться очень
дёшево и быстро, так что пример Германии подтвердил правоту британских
парламентариев — общественная выгода от свободного доступа к культуре и
знаниям перевешивает выгоду от монополии издателей.

К
концу XIX века постоянно усиливающаяся издательская монополия копирайта
почти не оставляла авторам возможности получать доход от своих работ.
Практически все деньги доставались издателям и распространителям, а не
создателям произведений (практически как сейчас).

Один француз
по имени Виктор Гюго попытался исправить этот перекос и изменить
правила игры в пользу авторов, путём включения французской традиции
droit d’auteur (право автора) в законы о копирайте. Кроме того, он
добивался интернационализации монополии копирайта. До этого монополия
была ограничена пределами государств. Французский писатель мог продать
свои монопольные права французскому издателю, и они действовали во
Франции, но не в Германии или Великобритании. Гюго хотел изменить это.

Как
ни странно, когда в середине XIX века по всей Европе принимались
законы, защищающие свободный рынок и конкуренцию, о копирайтной и
патентной монополиях забыли. В патентном праве введение монополии
мотивировалось «предотвращением нелояльной конкуренции» — пережиток
цеховой системы, когда цеха и гильдии жёстко диктовали условия и цены;
если сегодня кто-нибудь пытается практиковать «лояльную конкуренцию», то
это часто заканчивается маски-шоу и судом. Монополия копирайта — такой
же пережиток времён Лондонской гильдии печатников.

Виктор Гюго
хотел уравновесить огромные права издателей, расширив права авторов,
тем самым, к сожалению, ещё сильнее ухудшив положение читателей (важно
помнить, что в конфликте интересов вокруг копирайта участвуют три
стороны — авторы, издатели и публика, и, по иронии судьбы, только
интересы последней, как мы знаем, являются легитимным основанием для
копирайта).

Виктор Гюго не дожил до воплощения своих усилий во что-то реальное, Бернская конвенция была
подписана в 1886 году. В ней говорилось, что каждая страна должна
уважать авторские права граждан других стран, и была создана
международная организация по надзору за её соблюдением, которая росла и
видоизменялась, дожив до наших дней под именем Всемирной организации
интеллектуальной собственности (ВОИС). Сама Конвенция тоже росла, видоизменялась и дважды подвергалась «рейдерским захватам» (об этом — в следующих частях).

Итак,
благодаря Бернской конвенции закрепились четыре аспекта копирайтной
монополии, между которыми больше отличий, чем сходства:

Неимущественные права
очень сильно отличаются от имущественных коммерческих монополий, так как
их нельзя продать или передать. Они стоят особняком от тех прав авторов
на владение своим произведением, которые использовались для обоснования
восстановления копирайта в 1709 году.

Примечательно,
насколько часто эти четыре права намеренно перемешивают, чтобы оправдать
самую спорную и вредную монополию на копирование экземпляров
произведения. От защитников копирайта часто приходится слышать что-то
вроде «Разве вы хотите, чтобы кто-то присвоил себе ваш труд и назвался
его автором?» Этот аргумент относится лишь к третьему, вполне
адекватному и не вызывающему возражений аспекту авторского права, и не
может использоваться для защиты первых двух.

Кстати, США не
понравилось понятие неимущественных прав, и они не подписывали Бернскую
конвенцию до тех пор, пока не решили воспользоваться ею для давления на
корпорацию Toyota сотней лет позже. Мы рассмотрим этот момент подробнее в
седьмой статье цикла.

На
протяжении большей части XX века шла война за влияние между музыкантами
и звукозаписывающими компаниями. Большую часть столетия именно
музыканты играли ведущую роль как в текстах законов, так и в
общественном мнении. А лейблы хотели сделать музыку лишь придатком
своего бизнеса. Активное вмешательство фашистского режима в Италии
склонило чашу весов в их пользу.

В XX веке лицом копирайта
стала музыка, а не книги. В 30-е годы произошли два события, сильно
повлиявшие на жизнь музыкантов: Великая Депрессия, из-за которой многие
музыканты потеряли работу, и возникновение звукового кино, из-за
которого работу потеряла большая часть тех, кого пощадила депрессия.

В
этих условиях возникли две противоположные инициативы. Одна исходила от
объединений музыкантов, стремившихся обеспечить выживание и заработок
людей, оставшихся без работы («избыточного персонала», как сейчас
принято изъясняться на корпоративном жаргоне). Музыканты были
обеспокоены распространением «механизированной музыки», которая не
требовала присутствия живых исполнителей. Они хотели иметь влияние на
звукозапись, и этот вопрос был поднят в Международной организации труда.

В
то же время звукозаписывающие компании точно так же хотели заправлять
всем, что относилось к воспроизведению и трансляции музыки, и даже
самими музыкантами. Тем не менее в те времена политические и
бизнес-круги смотрели на них, как на вспомогательных поставщиков услуг
для музыкантов. Они были вынуждены или мириться с этой ролью, даже если
это вело к их разорению. И никто не дал бы за их страдания и ломаного
гроша.

Никто, кроме фашистской Италии.

(Сегодня
слово «фашист» перегружено эмоциональным смыслом. В то время итальянский
режим сам называл себя фашистским. Я использую это слово, так как его
точно так же использовали сами итальянцы.)

В 1933 году
представители фонографических компаний собрались в Риме по приглашению
Confederazione Generale Fascista dell’Industria Italiana — итальянского
промышленного объединения. На этой конференции, проходившей с 10 по 14
ноября, была образована Международная федерация производителей фонограмм
(IFPI)
Было решено, что IFPI попробует доработать Бернскую конвенцию так,
чтобы дать звукозаписывающим компаниям права, аналогичные тем, что есть у
художников, писателей и музыкантов.

IFPI продолжала
собираться в странах, приветствующих её позицию в отношении музыки.
Конференции прошли в Италии в 1934 и 37 годах, а после войны, в 1950
году — в Португалии, где в то время был авторитарный диктаторский режим,
во многом схожий с фашистским, продержавшийся до 1974 года. IFPI
выработала концепцию так называемых «смежных прав», дававших
производителям конкретных фонограмм и трансляций монополию, аналогичную
той, что даёт авторское право.

Всемирная организация интеллектуальной собственности приняла в 1961 году Римскую конвенцию,
закрепляющую понятие смежных прав и дающую звукозаписывающим компаниям
практически такие же права, как и авторам. В то же время инициатива
Международной организации труда по защите прав музыкантов провалилась и
была забыта.

С 1961 года звукозаписывающая промышленность
яростно защищает копирайт, несмотря на то, что копирайтная монополия
имеет к ним лишь отдалённое отношение, гораздо меньшее, чем монополия на
«смежные права».

Во-первых,
звукозаписывающие компании намеренно смешивают эти два вида монопольных
прав. Они защищают «их копирайт», которого у них на самом деле нет, и с
ностальгическим трепетом говорят о том, что копирайт был придуман
мудрыми умами эпохи Просвещения, ссылаясь на Статут королевы Анны 1709
года, который, кстати, был вовсе не первым законом о копирайте. На самом
же деле монополия на смежные права была придумана в фашистских странах и
закреплена лишь в 1961 году в послевоенной Европе. Эта монополия с
самых первых дней своего существования была спорной и вызывала много
вопросов, и уж конечно не имеет никакого отношение к мудрой эпохе
Просвещения.

Во-вторых, если бы победила точка зрения
Международной организации труда, звукозаписывающие компании сейчас были
бы в подчинённом положении у музыкантов, а не держали бы их за горло
мёртвой хваткой, как это происходит последние несколько десятилетий. Так
могло бы быть, если бы не поддержка фашистских авторитарных режимов,
которые выступили на стороне корпораций, а не музыкантов и слушателей, и
позволили звукозаписывающим компаниям присоединиться к индустрии
копирайта.

В
1970-е Toyota поразила США в самое сердце, и все американские политики
почувствовали, что конец близок. Самые американские из всех вещей —
автомобили! Американские автомобили! — вдруг оказались недостаточно
хороши для американцев. Вместо них они покупали машины Toyota. Это был
апокалиптический знак — США уже не могли конкурировать с Азией, и их
промышленное могущество близилось к закату.

Это последняя
часть моей серии статей об истории копирайтной монополии. Период с 1960
по 2010 годы был отмечен двумя процессами: во-первых — проникновение
некогда исключительно коммерческой монополии в некоммерческую, частную
жизнь («домашняя звукозапись незаконна» и тому подобная чушь), в
результате которого копирайт стал угрозой для фундаментальных прав человека;
во-вторых — корпоративная политическая экспансия копирайтной и других
монополий. Первый процесс, в ходе которого индустрия интеллектуальной
собственности пророчила катастрофу после каждого нового витка
технологического прогресса, заслуживает отдельной статьи. Здесь же я сосредоточусь на втором процессе.

Когда
политики поняли, что Соединённые Штаты более не способны удерживать
экономическое лидерство, производя что-либо ценное и жизненно
необходимое, они создали множество комитетов и рабочих групп, перед
которыми стояла одна цель — найти ответ на критически важный вопрос: как
США смогут остаться мировым лидером, не имея возможности производить
конкурентноспособные товары?

Ответ пришёл из неожиданного источника — от фармацевтической компании Pfizer.

9 июля 1982 года Нью-Йорк Таймс опубликовала яростную статью президента Pfizer Эдмунда
Пратта под названием «Воровство идей», о том как страны третьего мира
воруют у Pfizer (под воровством подразумевалось изготовление лекарств из
местного сырья на местных фабриках с использованием собственных знаний и
времени для собственных граждан, которые умирали от страшных, но вполне
излечимых болезней, распространённых в третьем мире). Политическая
элита увидела в позиции Пратта возможный ответ на свой вопрос и
пригласила его возглавить один из комитетов, подчинённый непосредственно
президенту — Консультативный комитет по торговым переговорам.

Под
руководством Пратта Комитет принял рекомендации, настолько дерзкие и
провокационные, что никто не был уверен, стоит их попробовать или нет:
предлагалось связать торговые отношения и внешнюю политику. Любая
страна, которая отказывалась подписать выгодные США соглашения о
«свободной торговле» подвергалась политическому давлению, наиболее
известный пример которго — чёрные списки изспециального отчёта 301,
в которых перечислены страны, недостаточно уважающие копирайт. В эти
списки входит даже Канада, в странах, упомянутых в списках, живёт
большинство населения земного шара.

Таким образом решение
проблемы с невозможностью производить что-либо ценное на мировом рынке
заключалось в переопределении терминов «производить», «что-либо» и
«ценное» в контексте международной политики, которое было продавлено с
помощью угроз. Это сработало. Торговое представительство США последовало
рекомендациям Консультативного комитета по торговым переговорам и
начало давить на иностранные правительства, заставляя их принимать
законы, благоприятные для американской промышленности, подписывать
двусторонние и многосторонние договоры о «свободной торговле»,
защищающие американские интересы.

Таким образом США
сформировали рынок, на котором они могли давать в аренду остальному миру
чертежи в обмен на готовую продукцию, создаваемую по ним. По новым
договорам о «свободной торговле», содержащим искусственную подмену
понятий, это считалось справедливой сделкой.

Эту политику
поддерживали все американские монополисты, как копирайтные, так и
патентные. Вместе они предприняли вторую попытку рейдерского захвата
Всемирной организации интеллектуальной собственности и Бернской
конвенции, чтобы их политика получила законную поддержку в новом
торговом соглашении, продвигаемом под брендом «Берн плюс».

Именно в этот момент США решили присоединиться к Бернской конвенции.

Тем
не менее, ВОИС видела эту схему насквозь и не поддалась на давление и
манипуляции. ВОИС была создана не для того, чтобы давать одной стране
преимущество перед всем остальным миром. Её возмутила наглая попытка
подмять под себя копирайтную и патентную монополии.

Так что пришлось искать другие пути. Представители монополий обратились к Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ)
и добились успеха там. Им удалось всеми правдами и неправдами заставить
большинство участников ГАТТ подписать новое соглашение, которое на базе
Бернской конвенции переопределяло термины «производство», «товар»,
«ценность», и значительно усиливало позиции промышленности США. Это
соглашение получило название «Соглашение по торговым аспектам прав
интеллектуальной собственности» (TRIPS).
После ратификации этого соглашения ГАТТ было переименовано во Всемирную
торговую организацию (ВТО). 52 страны-участницы ГАТТ, отказавшиеся
вступить в ВТО, очень скоро были вынуждены сделать это, оказавшись под
серьёзным экономическим давлением. Устояла только одна страна из 129
первоначальных участников ГАТТ.

Договор TRIPS подвергался
серьёзной критике из-за того, что он делал богатых ещё богаче, а бедных —
беднее, а когда у бедных не оставалось денег, они были вынуждены
платить своим здоровьем и даже жизнями. Этот договор запрещал странам
третьего мира производить лекарства из собственного сырья на собственных
фабриках собственными руками для собственного народа. Со временем
пришлось смягчать некоторые условия договора, чтобы избежать
катастрофических последствий.

Но, пожалуй, самым ярким
примером того, насколько важны искусственные монополии для Соединённых
Штатов, стала история с попытками России присоединиться к ВТО
(совершенно непонятно с какой целью). США потребовали закрыть полностью
легальный на территории России музыкальный интернет-магазинAllofMP3.
Этот магазин торговал mp3-файлами, юридически считался музыкальной
радиостанцией и платил соответствующие лицензионные отчисления.

Давайте
разберёмся поподробнее. За столом переговоров сидели США и Россия.
Бывшие заклятые враги, державшие друг друга на ядерном прицеле 24 часа в
сутки 7 дней в неделю. У США была возможность выторговать практически
что угодно. И что же они потребовали?

Закрыть чёртов музыкальный магазин!

Вот, оказывается, насколько важна копирайтная монополия.

Файлообмен
— это не просто личное дело каждого. Он был и остаётся вопросом
глобального экономического доминирования. Давайте обмениваться и дальше,
чтобы лишить монополистов власти и дать её людям! Если каждый будет
делиться культурными ценностями, мы победим угнетателей свободы, как это
уже однажды произошло, когда мы начали самостоятельно читать книги и
сбросили оковы католической церкви.

Так заканчивается история
копирайта по состоянию на 2011 год. Копирайтная и патентная
промышленность сейчас пытаются повторить трюк с TRIPS с помощью договора
ACTA, который они теперь называют «TRIPS плюс». Последнее слово в этом
деле ещё не сказано. Давайте же сделаем так, чтобы через десять лет в
эту историю можно было бы вписать новую главу, главу о том, что
публиковать любую информацию, распространять её и обмениваться ею стало
легче, чем когда-либо раньше!