Блог » В мире
Истинное положение в экономике Китая
источник worldcrisis.ru (внешняя ссылка)
Если бы я не учитывал кое-какие моменты в китайском менталитете и социальной организации китайского общества, я бы сказал, что КНР сейчас стоит на пороге краха, который произошел в Японии в 1979 году. Признаки схожие – финансовые пузыри, спекулятивные операции, резкий всплеск инвестиций за границу, разговоры о юане как третьей валюте в мире после доллара и евро и, самое главное, переоценность курса юаня относительно экспортных потребностей в экономике. Надо учесть, что объективно правильного обменного курса валюты вне конкретных целей и задач развития страны и общего платежного баланса как бюджета, так и страны, состояния экономики страны и стран-импортеров не существовало никогда и существовать не может. Правильный обменный курс это переменная величина. Два года назад обменный курс юаня был в целом правильный, изменилась мировая конъюнктура в силу кризисных явлений в мировой экономике, а в КНР выросли издержки производства в силу инфляции и ряда иных факторов, и вот мы видим летом 2012 года стагнацию китайского экспорта и бегство капитала.
Я бы не назвал данное явление шагом к катастрофе, если бы не настораживающий фактор. Разговоры о необходимости девальвации юаня пресекаются на самых разных уровнях от рассуждений экономистов и политологов до журналистских дискуссий в газетах. Вопрос в том, как это происходит. На уровне рассуждений в мировой прессе ситуация понятна – Китай гонят в тиски кризиса. На уровне собственно Китая проблема в смещении логики борьбы за экономические интересы. Предположим, вы являетесь собственником экспортного предприятия и знаете, что девальвация даст вам сто миллионов баксов необходимого экспортного дохода. Тут вы будете за девальвацию. Предположим, что вы вложили из экспортной выручки один миллиард баксов в финансовые пузыри, этот миллиард на бумаге превратился в три миллиарда. После девальвации вы получите свои 100 миллионов экспортной выручки, но, увы и ах, финансовый рынок рухнет, ваши ценные бумаги будут стоить не три миллиарда, а снова один миллиард. Вот у вас получится выбор – получить сто лимонов в будущем, но сразу потерять два ярда. Тут-то у вас возникнет совсем иной интерес к предложению не девальвировать валюту, а стимулировать экономику за счет ничем не обеспеченного кредитования. Авось проблема сама рассосется или вы успеете перевести деньги в более надежные активы. Казалось бы, правящий класс всё тот же, лица прежние, а вся верхушка общества на деле кардинально изменилась, поскольку изменилась пропорции разных экономических интересов.
В случае изменения соотношения экономических интересов в обществе чаще всего начинается цепная реакция. Меняются экономические интересы чиновников, находящихся на содержании крупных собственников, меняются интересы элитных экономистов, да и массы людей, чьи интересы так или иначе связаны с характером их вложений. Вся эта масса народа и политики в первую очередь становятся заинтересованными в иных методах управления. В Китае этот процесс очень ярко выражен. Недаром в своё время китайское руководство выразило крайнюю обеспокоенность тем, что доходы от продажи акций, например, китайской нефтяной компании в основном пошли на строительство торговых комплексов и прочую недвигу. Были даже попытки заставить компании, использующие капитал не по целевому назначению, заставить перевести капитал в производство и соблюдать целевой принцип размещения доходов от размещения акций на рынке. Объявил о желании добывать нефть, вот и вкладывайся в нефтянку. Иначе не только владельцы компании, но и миллионы вкладчиков обретут иные экономические интересы.
По этому же сценарию мы сейчас наблюдаем последствия попыток поставить США под больший контроль кое-каких групп. Создали финансовый пузырь на рынке деривативов и недвижимости, а ограбили в первую очередь будущих американских пенсионеров, пустив по ветру в 2008 году чуть ли не половину средств на счетах пенсионных фондов. Вот так логика смены финансовых интересов изменила логику смены приоритетов в социальной политике. Япония в 1979 году рухнула из-за схожего механизма – в критический момент интересы развития страны были принесены во вполне предсказуемую жертву во имя спасения финансовых накоплений крупнейших монополий и банков страны. Заинтересованными в выборе в критический момент оказались сразу многие политики, экономисты, журналисты и т.д. По схожим причинам решение не девальвировать фунт стерлингов после Первой мировой во имя сохранения капиталов и частных сбережений определило медленное развитие экономики Британской империи в период между двумя мировыми войнами. Отсюда сделаем главный вывод – нынешние проблемы КНР в том, что руководство страны позволило себе создать ситуацию, когда экономические интересы весьма влиятельных людей претерпели нежелательную для развития страны деформацию. Вопрос же о том, был ли это сознательный процесс или результат невольной политики мелких уступок, оставим в данной статье открытым.
Надо признать, что Китай избыточно стимулировал собственный экономический рост после кризиса 2008 года. Перейти от спада в экономике в начале 2009 года к росту в 13% - 14% в годовом исчислении в конце 2009 и далее в 2010 и 2011 годах это чересчур. Здесь я сужу не по официальной статистике, а по росту потребления электроэнергии в промышленности. На данный процесс наложился рост импорта нефти, каменного угля, продовольствия и ряда промышленных изделий. Результат известен – инфляция при стабильном курсе юаня ударила по экспортным отраслям экономики и по политике замещения импорта отечественным производством. Например, импорт каменного угля это серьезный показатель роста зависимости от импорта и от мировых цен. Сейчас импортеры довольно активно переводят аутсорсинг производства из КНР в другие страны. Китайское правительство шарахнулось от политики вытеснения западных компаний отечественным производителям к новому витку попыток привлечения иностранного капитала. Что это, как не признание ошибочности избыточного кредитования за последние три года? Однако КНР оказался в ситуации, когда девальвация желательна и нежелательна одновременно не только в силу смены экономических интересов богатой части общества.
Ещё есть факторы естественных ограничений на применение политики импортозамещения. В итоге образуются большие и малые тупики развития. Например, сельское хозяйство не может обеспечить страну продовольствием. Однако собственные производители продают продукцию дешевле, чем цены на мировом рынке. Если бы цены были равны, то рост импорта не привел бы к росту цен в стране. Представьте условный пример, не хватает риса, но он продается за границей по 5 юаней за кг, а у фермера покупается за 2 юаня за кг. Или вы дотируете импорт по квотам, продаете в розничную цепь дешево, или цены на рис возрастут в масштабах всех страны. А это вызовет инфляцию, рост зарплат, стоимости услуг, ударит по издержкам экспортной экономики. Именно в этом уязвимость экономик, чей экспорт основан на дешевизне рабочей силы. Рост импорта при диспаритете цен внутри страны и на мировом рынке бьет автоматически по экспорту сильнее, чем в странах, где дешевизна рабочей силы не столь важна именно в экспортных отраслях экономики. Именно в эту ловушку все дальше залезает экономика КНР, поскольку дотация импорта по квотам возможна далеко не всегда. Например, продавая рис по 2 юаня за кг крестьянин сможет купить трактор только за счет убыточного для государства кредитования – дали кредит, крестьянин купил трактор, простили крестьянину долг под благовидным предлогом и снова дали кредит, поощряя паразитарные интересы и безответственность. Расспросите старших о сельском хозяйстве в СССР и поймете. Так разваливали экономику СССР – дотации вместо реформ, жадность и страх, что производитель зажрется вместо разума. Подобных «импортных» ловушек в КНР сейчас образовалось очень много. Есть и «обратные» импортные ловушки, например, добыча нефти дешевле за границей, но импорт нефти требует роста экспорта, а медленный рост экспорта не покрывает потребностей, требует девальвацию юаня, которая ударит по внутреннему спросу и усилит социальную напряженность. Это уже классический пример.
Всё это вместе способно создавать ощущение, что только наступление на жизненный уровень трудящихся позволит решить проблемы экспорта и платежного баланса, при этом в жертву надо принести также скорость экономического роста страны. При этом КНР не может в качестве клапана воспользоваться японской моделью стагнации, когда внутренние цены понижают жизненный уровень народа, поскольку они выше мировых. Помните рассуждения, что японцы для внутреннего рынка делают лучше автомобили, чем для экспорта в США? Задрали цены, получили доход и как бы свели концы с концами на фоне демагогии пропагандистов. Этот метод хорош там, где цена рабочей силы и прочие издержки в виде аренды за землю не слишком препятствуют высокотехнологичному производству. В итоге проблему девальвации удается обойти. Там, где вы шьете джинсы и продаете их, поскольку стоимость ручного труда низка, такой метод сразу ведет к росту издержек и позволяет конкурентам выжать вас с мирового рынка.
Если вы в итоге не можете наращивать экспорт, например, Европа за прошедшие 12 месяцев сократила импорт из КНР аж на 16%, то у вас, кроме попыток нарастить экспорт, остается один путь – сокращение жизненно важного импорта. Именно поэтому меня интересует вопрос, собираются ли китайцы начать массовое производство бензина из угля и резко нарастить собственное производство угля путем ряда послаблений или кредитов в угольной промышленности. Чисто объективно сейчас китайцы нуждаются в резком наращивании высокотехнологического экспорта, много об этом говорят, но успехи пока ниже запланированных. Нет доходов от экспорта, нет денег для вложений капитала за рубеж в сырьевые отрасли, а без этих вложений нельзя – сырье в долгосрочной перспективе обойдется дороже. Всё это серьезные ловушки. К этому надо прибавить, что девальвация ударит по планам и доходам от внедрения юаня на мировой рынок. Тут у китайцев свои планы.
Из положительных моментов стоит назвать те, которых не было у Японии в 1979 года и нет даже сегодня. Сетевая организация китайского общества и капитала позволяет сильнее противиться ошибкам правительства. Самообеспечение КНР сырьем принципиально выше японского. Вдобавок импорт можно сократить за счет производства синтетического бензина из угля (уже вся подготовительная работа проведена) и добычи сланцевого газа. Китайский капитал за рубежом сильнее японского и ликвидировать его невозможно. Наконец, китайцы – индивидуалисты. Их японцы за это презирают, но японская верность начальству сделало японское общество слишком управляемым и покорным, чтобы сопротивляться финансовым махинациям. Китайским же правителям приходится расстреливать ворьё в страхе перед социальным протестом. Страх – дело правое, китайцам остается надеяться, что страх победит. Из недостатков отметим избыточную азартность китайцев и рост национализма, когда общество теряет разум, а гнев обрушивается не на носителей реальных проблем, а на всех подряд.
Из отрицательных проблем отметим долговременность падения мировой конъюнктуры. Падение потребительского рынка в ведущих развитых странах отнюдь не носит краткосрочный характер, а дальнейшее расширение кредитования потребителей в этих странах пришло к естественным границам. Смешно, но сейчас Китай страдает больше от нехватки населения в мире как потребителей, чем мир страдает от избытка китайцев. Но самое важное, что развитие внутреннего рынка в КНР пришло в определенное равновесие с экспортом и импортом. Классический пример – можно производить больше автомобилей, но это вызовет рост импорта нефти, можно производить больше кондиционеров, но это пока вызовет не только рост добычи угля для электростанций, но и рост импорта угля, можно повышать зарплаты, но это вызовет проблемы именно в экспортных отраслях экономики, а не в импортозамещающих, и потянет за собой рост импорта продовольствия.
Причем, ряд факторов, замедляющих развитие страны, становятся из-за проблем платежного баланса не злом, а благом. Например, альтернативная энергетика формально дороже традиционной, но она решает проблемы платежного баланса. Падение цен на жильё бьет по прибылям, но позволяет, как и борьба с высокими магазинными накрутками, бороться с инфляцией, необходимостью повышать зарплаты без девальвации юаня и т.д. Однако в таких случаях мы часто видим тупики из-за сути экономических интересов. Борьба с инфляцией бьет по накоплениям крупного бизнеса и прочих богатых граждан и т.д.
Китай меньше РФ испорчен борьбой за высокие доходы. Нет ничего лукавее понятия прибыльности и нормы прибыли. Норма прибыли может быть высокой или низкой только в сравнении с реальными потребностями в прибыли для развития страны, социальных благ для всех членов общества или исключительно для удовлетворения потребностей богатеев гулять в Куршавелях и покупать виллы за границей. Поэтому норма прибыли везде индивидуальна. Но в Китае спекулятивные операции незаметно изменили понятия нормы прибыли – где, от какого вида деятельности, кто и сколько должен иметь прибыли. Недаром богатенькие китайцы сейчас часто бегут за границу, открывают дело, разоряются и потом удивленно хлопают глазами. Не как у нас, но у них тоже представления о том, что такое норма прибыли с вытекающими отсюда доходами и кто, где и как имеет на эту норму право, сдвигаются не в лучшую сторону. Это уже негативный, социальный фактор, на который столь любят указывать, тыкая пальцем в рабочих, крестьян и интеллигенцию, но забывают ткнуть пальцем в капиталистов, чиновников и продажных экономистов, а уж эта публика куда сильнее влияет на представления о норме прибыли.
Посмотрим, как Китай будет выпутываться из создавшейся ситуации. Напоследок скажу только, что целый ряд угроз в прессе в рассказах о КНР это чистейшей воды пропаганда и разводка. Без падения производства угроза серьезной безработицы и социального взрыва невелики, пустые дома заселят, в новые технологии вложатся, воевать с Японией из-за островов не будут. Ну, набьют ни за что морды русским специалистам в КНР, так у нас принято такие поступки оправдывать и одобрять. Куда серьезнее проблема платежного баланса и понимание, что маленькой девальвацией курса юаня проблемы не решить, а сильное снижение курса вызовет цепную реакцию целого ряда проблем.
Если бы я не учитывал кое-какие моменты в китайском менталитете и социальной организации китайского общества, я бы сказал, что КНР сейчас стоит на пороге краха, который произошел в Японии в 1979 году. Признаки схожие – финансовые пузыри, спекулятивные операции, резкий всплеск инвестиций за границу, разговоры о юане как третьей валюте в мире после доллара и евро и, самое главное, переоценность курса юаня относительно экспортных потребностей в экономике. Надо учесть, что объективно правильного обменного курса валюты вне конкретных целей и задач развития страны и общего платежного баланса как бюджета, так и страны, состояния экономики страны и стран-импортеров не существовало никогда и существовать не может. Правильный обменный курс это переменная величина. Два года назад обменный курс юаня был в целом правильный, изменилась мировая конъюнктура в силу кризисных явлений в мировой экономике, а в КНР выросли издержки производства в силу инфляции и ряда иных факторов, и вот мы видим летом 2012 года стагнацию китайского экспорта и бегство капитала.
Я бы не назвал данное явление шагом к катастрофе, если бы не настораживающий фактор. Разговоры о необходимости девальвации юаня пресекаются на самых разных уровнях от рассуждений экономистов и политологов до журналистских дискуссий в газетах. Вопрос в том, как это происходит. На уровне рассуждений в мировой прессе ситуация понятна – Китай гонят в тиски кризиса. На уровне собственно Китая проблема в смещении логики борьбы за экономические интересы. Предположим, вы являетесь собственником экспортного предприятия и знаете, что девальвация даст вам сто миллионов баксов необходимого экспортного дохода. Тут вы будете за девальвацию. Предположим, что вы вложили из экспортной выручки один миллиард баксов в финансовые пузыри, этот миллиард на бумаге превратился в три миллиарда. После девальвации вы получите свои 100 миллионов экспортной выручки, но, увы и ах, финансовый рынок рухнет, ваши ценные бумаги будут стоить не три миллиарда, а снова один миллиард. Вот у вас получится выбор – получить сто лимонов в будущем, но сразу потерять два ярда. Тут-то у вас возникнет совсем иной интерес к предложению не девальвировать валюту, а стимулировать экономику за счет ничем не обеспеченного кредитования. Авось проблема сама рассосется или вы успеете перевести деньги в более надежные активы. Казалось бы, правящий класс всё тот же, лица прежние, а вся верхушка общества на деле кардинально изменилась, поскольку изменилась пропорции разных экономических интересов.
В случае изменения соотношения экономических интересов в обществе чаще всего начинается цепная реакция. Меняются экономические интересы чиновников, находящихся на содержании крупных собственников, меняются интересы элитных экономистов, да и массы людей, чьи интересы так или иначе связаны с характером их вложений. Вся эта масса народа и политики в первую очередь становятся заинтересованными в иных методах управления. В Китае этот процесс очень ярко выражен. Недаром в своё время китайское руководство выразило крайнюю обеспокоенность тем, что доходы от продажи акций, например, китайской нефтяной компании в основном пошли на строительство торговых комплексов и прочую недвигу. Были даже попытки заставить компании, использующие капитал не по целевому назначению, заставить перевести капитал в производство и соблюдать целевой принцип размещения доходов от размещения акций на рынке. Объявил о желании добывать нефть, вот и вкладывайся в нефтянку. Иначе не только владельцы компании, но и миллионы вкладчиков обретут иные экономические интересы.
По этому же сценарию мы сейчас наблюдаем последствия попыток поставить США под больший контроль кое-каких групп. Создали финансовый пузырь на рынке деривативов и недвижимости, а ограбили в первую очередь будущих американских пенсионеров, пустив по ветру в 2008 году чуть ли не половину средств на счетах пенсионных фондов. Вот так логика смены финансовых интересов изменила логику смены приоритетов в социальной политике. Япония в 1979 году рухнула из-за схожего механизма – в критический момент интересы развития страны были принесены во вполне предсказуемую жертву во имя спасения финансовых накоплений крупнейших монополий и банков страны. Заинтересованными в выборе в критический момент оказались сразу многие политики, экономисты, журналисты и т.д. По схожим причинам решение не девальвировать фунт стерлингов после Первой мировой во имя сохранения капиталов и частных сбережений определило медленное развитие экономики Британской империи в период между двумя мировыми войнами. Отсюда сделаем главный вывод – нынешние проблемы КНР в том, что руководство страны позволило себе создать ситуацию, когда экономические интересы весьма влиятельных людей претерпели нежелательную для развития страны деформацию. Вопрос же о том, был ли это сознательный процесс или результат невольной политики мелких уступок, оставим в данной статье открытым.
Надо признать, что Китай избыточно стимулировал собственный экономический рост после кризиса 2008 года. Перейти от спада в экономике в начале 2009 года к росту в 13% - 14% в годовом исчислении в конце 2009 и далее в 2010 и 2011 годах это чересчур. Здесь я сужу не по официальной статистике, а по росту потребления электроэнергии в промышленности. На данный процесс наложился рост импорта нефти, каменного угля, продовольствия и ряда промышленных изделий. Результат известен – инфляция при стабильном курсе юаня ударила по экспортным отраслям экономики и по политике замещения импорта отечественным производством. Например, импорт каменного угля это серьезный показатель роста зависимости от импорта и от мировых цен. Сейчас импортеры довольно активно переводят аутсорсинг производства из КНР в другие страны. Китайское правительство шарахнулось от политики вытеснения западных компаний отечественным производителям к новому витку попыток привлечения иностранного капитала. Что это, как не признание ошибочности избыточного кредитования за последние три года? Однако КНР оказался в ситуации, когда девальвация желательна и нежелательна одновременно не только в силу смены экономических интересов богатой части общества.
Ещё есть факторы естественных ограничений на применение политики импортозамещения. В итоге образуются большие и малые тупики развития. Например, сельское хозяйство не может обеспечить страну продовольствием. Однако собственные производители продают продукцию дешевле, чем цены на мировом рынке. Если бы цены были равны, то рост импорта не привел бы к росту цен в стране. Представьте условный пример, не хватает риса, но он продается за границей по 5 юаней за кг, а у фермера покупается за 2 юаня за кг. Или вы дотируете импорт по квотам, продаете в розничную цепь дешево, или цены на рис возрастут в масштабах всех страны. А это вызовет инфляцию, рост зарплат, стоимости услуг, ударит по издержкам экспортной экономики. Именно в этом уязвимость экономик, чей экспорт основан на дешевизне рабочей силы. Рост импорта при диспаритете цен внутри страны и на мировом рынке бьет автоматически по экспорту сильнее, чем в странах, где дешевизна рабочей силы не столь важна именно в экспортных отраслях экономики. Именно в эту ловушку все дальше залезает экономика КНР, поскольку дотация импорта по квотам возможна далеко не всегда. Например, продавая рис по 2 юаня за кг крестьянин сможет купить трактор только за счет убыточного для государства кредитования – дали кредит, крестьянин купил трактор, простили крестьянину долг под благовидным предлогом и снова дали кредит, поощряя паразитарные интересы и безответственность. Расспросите старших о сельском хозяйстве в СССР и поймете. Так разваливали экономику СССР – дотации вместо реформ, жадность и страх, что производитель зажрется вместо разума. Подобных «импортных» ловушек в КНР сейчас образовалось очень много. Есть и «обратные» импортные ловушки, например, добыча нефти дешевле за границей, но импорт нефти требует роста экспорта, а медленный рост экспорта не покрывает потребностей, требует девальвацию юаня, которая ударит по внутреннему спросу и усилит социальную напряженность. Это уже классический пример.
Всё это вместе способно создавать ощущение, что только наступление на жизненный уровень трудящихся позволит решить проблемы экспорта и платежного баланса, при этом в жертву надо принести также скорость экономического роста страны. При этом КНР не может в качестве клапана воспользоваться японской моделью стагнации, когда внутренние цены понижают жизненный уровень народа, поскольку они выше мировых. Помните рассуждения, что японцы для внутреннего рынка делают лучше автомобили, чем для экспорта в США? Задрали цены, получили доход и как бы свели концы с концами на фоне демагогии пропагандистов. Этот метод хорош там, где цена рабочей силы и прочие издержки в виде аренды за землю не слишком препятствуют высокотехнологичному производству. В итоге проблему девальвации удается обойти. Там, где вы шьете джинсы и продаете их, поскольку стоимость ручного труда низка, такой метод сразу ведет к росту издержек и позволяет конкурентам выжать вас с мирового рынка.
Если вы в итоге не можете наращивать экспорт, например, Европа за прошедшие 12 месяцев сократила импорт из КНР аж на 16%, то у вас, кроме попыток нарастить экспорт, остается один путь – сокращение жизненно важного импорта. Именно поэтому меня интересует вопрос, собираются ли китайцы начать массовое производство бензина из угля и резко нарастить собственное производство угля путем ряда послаблений или кредитов в угольной промышленности. Чисто объективно сейчас китайцы нуждаются в резком наращивании высокотехнологического экспорта, много об этом говорят, но успехи пока ниже запланированных. Нет доходов от экспорта, нет денег для вложений капитала за рубеж в сырьевые отрасли, а без этих вложений нельзя – сырье в долгосрочной перспективе обойдется дороже. Всё это серьезные ловушки. К этому надо прибавить, что девальвация ударит по планам и доходам от внедрения юаня на мировой рынок. Тут у китайцев свои планы.
Из положительных моментов стоит назвать те, которых не было у Японии в 1979 года и нет даже сегодня. Сетевая организация китайского общества и капитала позволяет сильнее противиться ошибкам правительства. Самообеспечение КНР сырьем принципиально выше японского. Вдобавок импорт можно сократить за счет производства синтетического бензина из угля (уже вся подготовительная работа проведена) и добычи сланцевого газа. Китайский капитал за рубежом сильнее японского и ликвидировать его невозможно. Наконец, китайцы – индивидуалисты. Их японцы за это презирают, но японская верность начальству сделало японское общество слишком управляемым и покорным, чтобы сопротивляться финансовым махинациям. Китайским же правителям приходится расстреливать ворьё в страхе перед социальным протестом. Страх – дело правое, китайцам остается надеяться, что страх победит. Из недостатков отметим избыточную азартность китайцев и рост национализма, когда общество теряет разум, а гнев обрушивается не на носителей реальных проблем, а на всех подряд.
Из отрицательных проблем отметим долговременность падения мировой конъюнктуры. Падение потребительского рынка в ведущих развитых странах отнюдь не носит краткосрочный характер, а дальнейшее расширение кредитования потребителей в этих странах пришло к естественным границам. Смешно, но сейчас Китай страдает больше от нехватки населения в мире как потребителей, чем мир страдает от избытка китайцев. Но самое важное, что развитие внутреннего рынка в КНР пришло в определенное равновесие с экспортом и импортом. Классический пример – можно производить больше автомобилей, но это вызовет рост импорта нефти, можно производить больше кондиционеров, но это пока вызовет не только рост добычи угля для электростанций, но и рост импорта угля, можно повышать зарплаты, но это вызовет проблемы именно в экспортных отраслях экономики, а не в импортозамещающих, и потянет за собой рост импорта продовольствия.
Причем, ряд факторов, замедляющих развитие страны, становятся из-за проблем платежного баланса не злом, а благом. Например, альтернативная энергетика формально дороже традиционной, но она решает проблемы платежного баланса. Падение цен на жильё бьет по прибылям, но позволяет, как и борьба с высокими магазинными накрутками, бороться с инфляцией, необходимостью повышать зарплаты без девальвации юаня и т.д. Однако в таких случаях мы часто видим тупики из-за сути экономических интересов. Борьба с инфляцией бьет по накоплениям крупного бизнеса и прочих богатых граждан и т.д.
Китай меньше РФ испорчен борьбой за высокие доходы. Нет ничего лукавее понятия прибыльности и нормы прибыли. Норма прибыли может быть высокой или низкой только в сравнении с реальными потребностями в прибыли для развития страны, социальных благ для всех членов общества или исключительно для удовлетворения потребностей богатеев гулять в Куршавелях и покупать виллы за границей. Поэтому норма прибыли везде индивидуальна. Но в Китае спекулятивные операции незаметно изменили понятия нормы прибыли – где, от какого вида деятельности, кто и сколько должен иметь прибыли. Недаром богатенькие китайцы сейчас часто бегут за границу, открывают дело, разоряются и потом удивленно хлопают глазами. Не как у нас, но у них тоже представления о том, что такое норма прибыли с вытекающими отсюда доходами и кто, где и как имеет на эту норму право, сдвигаются не в лучшую сторону. Это уже негативный, социальный фактор, на который столь любят указывать, тыкая пальцем в рабочих, крестьян и интеллигенцию, но забывают ткнуть пальцем в капиталистов, чиновников и продажных экономистов, а уж эта публика куда сильнее влияет на представления о норме прибыли.
Посмотрим, как Китай будет выпутываться из создавшейся ситуации. Напоследок скажу только, что целый ряд угроз в прессе в рассказах о КНР это чистейшей воды пропаганда и разводка. Без падения производства угроза серьезной безработицы и социального взрыва невелики, пустые дома заселят, в новые технологии вложатся, воевать с Японией из-за островов не будут. Ну, набьют ни за что морды русским специалистам в КНР, так у нас принято такие поступки оправдывать и одобрять. Куда серьезнее проблема платежного баланса и понимание, что маленькой девальвацией курса юаня проблемы не решить, а сильное снижение курса вызовет цепную реакцию целого ряда проблем.