КАРА-МУРЗА. МАНИПУЛЯЦИИ СОЗНАНИЕМ. ЧАСТЬ 5

1. Эмоциональное воздействие как предпосылка манипуляции

Столь же важным, как мышление, объектом для манипуляции

является сфера чувств. Возможно даже, что это - главная или по крайней мере

первая сфера, на которую направлено воздействие. Во всяком случае, чувства

более подвижны и податливы, а если их удается "растрепать", то и

мышление оказывается более уязвимым для манипуляции. Можно сказать, что в

большой манипуляции сознанием игра на чувствах - обязательный этап. Основатель

учения о манипуляции сознанием массы Г.Ле Бон писал: "Массы никогда не

впечатляются логикой речи, но их впечатляют чувственные образы, которые рождают

определенные слова и ассоциации слов".

Чувственная ступень отражения стоит ближе к внешнему миру,

чем мышление, и реагирует быстрее, непосредственнее. Поэтому ее легче

"эксплуатировать". Дизраэли сказал даже: "То, что называют

общественным мнением, скорее заслуживает имя общественных чувств".Если же

надо в чем-то убедить массу, то этот процесс может быть начат только с

воздействия на эмоции - на освоение логической аргументации масса не пожелает

тратить ни усилий, ни времени. Вот общий вывод социодинамики культуры:

"Толпу убеждают не доводами, а эмоциями. Фактически всякая аргументация

опирается на латентные структуры сообщения. Эти структуры носят логический

характер лишь в случае сообщений, так или иначе связанных с наукой"

(А.Моль). Ницше выразил эту мысль афористично: отношения ума и сердца

напоминают любовь, за их соитием следует беременность, причем сердце - мужчина,

а ум - женщина.

Кроме того, в области чувств легче создать "цепную

реакцию" - заражение, эпидемию чувств. Ле Бон много писал о податливости

внушению как общем свойстве толпы: "Первое формулированное внушение тотчас

же передается вследствие заразительности всем умам, и немедленно возникает

соответствующее настроение". Здесь издавна известны явления, которых нет в

индивидуальной психике - подражание, стихийное распространение массового

чувства. Уже в средние века были подробно описаны возникавшие стихийно эпидемии

массового чувства, доходившего до уровня истерии или мании. Так, в 1266 г.

Италию охватила эпидемия самобичевания, по большой части Европы в 1370 г.

распространилась "танцевальная" эпидемия, позже во Франции - мания

конвульсионеров, а в Голландии - мания тюльпанов (за луковицу хорошего тюльпана

отдавали богатый дом или корабль). Массовые эпидемии чувств наблюдались в годы

установления власти фашизма в Германии.

Поэтому общей принципиальной установкой в манипуляции

массовым сознанием является предварительное "раскачивание"

эмоциональной сферы. Главным средством для этого служит создание или

использование кризиса, аномальной ситуации, оказывающей сильное воздействие на

чувства. Это может быть крупная технологическая катастрофа, кровавое насилие

(акция террористов, преступника-маньяка, религиозный или национальный

конфликт), резкое обеднение больших групп населения, крупный политический

скандал и т.д.

Особенно легко возбудить те чувства, которые в обыденной

морали считаются предосудительными: страх, зависть, ненависть, самодовольство.

Вырвавшись из-под власти сознания, они хуже всего поддаются внутреннему

самоконтролю и проявляются особенно бурно. Менее бурно, но зато более устойчиво

проявляются чувства благородные, которые опираются на традиционные

положительные ценности. В манипуляции эффективно используется естественное

чувство жалости и сочувствия к слабому, беззащитному. В очень многих ситуациях

пассивный манипулятор - тот, кто подчеркивает свою слабость, неспособность и

даже нежелание управлять - оказывается важнейшей фигурой в программе

манипуляции. Такую роль играл в годы перестройки А.Д.Сахаров (а также фигуры

типа Зиновия Гердта). Они не заменяют активных и жестких манипуляторов, но

резко ослабляют психологическую защиту людей.

Для манипуляции сознанием годятся любые чувства - если они

помогают хоть на время отключить здравый смысл. Но начинают манипуляторы всегда

раскачивать те чувства, которые уже "актуализированы" в общественном

сознании. Американский социолог Г.Блумер в работе "Коллективное

поведение" пишет: "Функционирование пропаганды в первую очередь

выражается в игре на эмоциях и предрассудках, которыми люди уже обладают".

Вспомним, как "раскачивали" в советском человеке уязвленное чувство

справедливости. Задумаемся над очевидным фактом: советский человек стал

испытывать почти ненависть к номенклатуре - за то, что она пользовалась

"льготами и привилегиями". На этой почве и произошло сотворение

Ельцина как временного кумира. А сегодня тот же человек, который громил

номенклатуру, равнодушно взирает на воров и, которые его обобрали и нагло

демонстрируют свое неправедное богатство. Не прощалась черная "Волга"

секретаря райкома, но не колет глаз белый "мерседес" директора АО,

хотя бы это был тот же самый бывший секретарь райкома.

Лишь слегка затронем совершенно аналогичный, но очень

тяжелый вопрос - кровопролитие. В августе 1991 г. трое юношей погибли при

попытке поджога армейских БТР. И хотя никто на этих юношей или на вождей

демократии не нападал, их смерть всколыхнула массу людей. Это было воспринято как

зверское преступление режима коммунистов. В октябре 1993 г. режим

"демократов" устраивает несусветное побоище совершенно

непропорциональных масштабов, с множеством явных преступлений против морали и

элементарных прав гражданина - и практически никакого возмущения

"среднего" человека. В чем тут дело?

Очевидно, что речь не идет о рациональных расчетах. Значит,

дело не в ошибочном выборе и не в социальных интересах, а в глубоко уязвленном

чувстве. Оставим в стороне вопрос технологии - как удалось уязвить чувство

советского человека вопреки его разуму. Ведь уже ясно (хотя люди стыдятся это

признать), что льготы и привилегии, которые двадцать лет занимали ум кухонного

демократа - миф. Хонеккер предстал коррумпированным чудовищем, когда

интеллигенция ГДР узнала, что у него на даче есть бассейн. Размером 10 метров!

Сбежавшая в Испанию сотрудница балета Кубы с ужасом рассказывала на круглом

столе на телевидении о царящей при Кастро социальной несправедливости: в

центральной больнице Гаваны больных из номенклатуры кладут в отдельный зал,

куда не попасть простому рабочему. Все так и ахнули. Хотя именно в этот день

газеты сообщили, что один из директоров одного из сотни банков Испании не

явился на разбирательство какого-то дела, т.к. отбыл на консультацию к врачу в Нью-Йорк

на собственном самолете.

Но ведь были искренни и девчонка из балета, и ее

собеседники! Значит, они не следовали голосу разума. Ведь холодная логика

гласит: любое общество должно создавать верхушке "улучшенные"

материальные условия, хотя механизмы создания таких условий различны. Была ли

верхушка ГДР, СССР, Кубы так уж прожорлива? Нет, в норме общество отпускало ей

крохи материальных благ. Хрущев поохотился разок в Крыму, и это вошло в историю

как преступление века. А типичная оргия секретаря обкома заключалась в том, что

он мылся в бане, а потом выпивал бутылку коньяка. Когда Молотов умер в 1986 г.,

все его состояние равнялось 500 руб. - на похороны (да еще перед этим он

отправил 100 руб. в фонд Чернобыля). Даже Брежнев, которому перестроечная пропаганда

создала ореол вселенского вора, оставил в наследство, как выяснилось, лишь

несколько подержанных иномарок - была такая слабость у руководителя советской

империи, любил порулить на хорошей машине.

С точки зрения разумного расчета, руководители высшего звена

в СССР были самой "недооплаченной" категорией - это сообщила даже

идеолог перестройки Т.И.Заславская. Почему же маленькие блага и слабости

вызывали ярость, а к хамской роскоши нуворишей или невероятным доходам

директоров-приватизаторов проявляется такая терпимость?

Дело в том, что в глубине сознания, а то уже и в подсознании

множества людей жила тайная вера в то, что социализм будет именно царством

справедливости и равенства. Той утопией, где люди будут братья и равны.

Разрушение этого идеала, к тому же с огромным преувеличением и грубым

растравливанием сознания, вызвало приступ гнева, который невозможно было

компенсировать доводами рассудка (да их и не давали высказать). Советский

проект был изначально основан на утопии, в которую люди поверили: секретарь

райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером. Брат, который тайком

объедает семью, вызывает большую ненависть, чем уличный вор, ибо он - изменник.

Он судится по совсем иным меркам. И вся перестройка была основана как раз на

эксплуатации этой утопии и уязвленного чувства. Вместо того, чтобы воззвать к

здравому смыслу и сказать: героический период в прошлом, пусть секретарь

райкома будет у нас просто управляющим, - в людях распалили чувства преданного

брата.

Преимущество новой, демократической номенклатуры в том, что

она "перестала врать". Более того, телевидение специально убеждает

людей, что новые чиновники, как правило, нечисты на руку. Молоденький

аппаратчик Бревнов забирает себе жалованья 22 тысячи долларов в месяц - как 100

профессоров МГУ. Ясно, что это - почти неприкрытое воровство. Но особых

претензий к нему нет, потому что быть вором менее преступно, чем предателем.

Воровство священника, даже малое, потрясает человека, а воровство торговца -

нисколько.

Кстати, такое поведение среднего человека совершенно не

свидетельствует о том, что он повернулся к капитализму. Даже напротив,

глубинная вера в социализм оказалась укоренена в нем гораздо сильнее, чем можно

было ожидать. В этой вере было даже что-то языческое, от идолопоклонства. Да и

не только в русском человеке. Та красотка из кубинского балета - лучшее

свидетельство торжества идеи социализма. Ведь она уже перешла, сама того не

сознавая, на совершенно иные критерии справедливости - и готова уничтожить

режим Кастро за то, что он этим критериям не соответствует. К Испании она этих

критериев и не думает применять - что требовать от капитализма! Здесь она будет

бороться за существование по закону джунглей, согласно местным правилам игры.

Едва ли не главным чувством, которое шире всего

эксплуатируется в манипуляции сознанием, является страх. Есть даже такая

формула: "общество, подверженное влиянию неадекватного страха, утрачивает

общий разум". Поскольку страх - фундаментальный фактор, определяющий

поведение человека, он всегда используется как инструмент управления.

Уточним понятия. Есть страх истинный, отвечающий на реальную

опасность. Этот страх есть выражение инстинкта самосохранения. Он сигнализирует

об опасности, и на основании сигнала делается выбор наиболее целесообразного поведения

(бегство, защита, нападение и т.д.). Реальный страх может быть чрезмерным,

тогда он вредит - в той мере, в какой он искажает опасность. Но есть страх

иллюзорный, "невротический", который не сигнализирует о реальной

опасности, а создается в воображении, в мире символов, "виртуальной

реальности". Развитие такого страха нецелесообразно, а то и губительно.

Различение реального и невротического страха давно волновало

философов. Иллюзорный страх даже считался феноменом не человека, а Природы, и

уже у Плутарха был назван паническим (Пан - олицетворение природы). Шопенгауэр

пишет, что "панический страх не сознает своих причин, в крайнем случае за

причину страха выдает сам страх". Он приводит слова Роджера Бэкона:

"Природа вложила чувство боязни и страха во все живущее для сохранения

жизни и ее сущности, для избежания и устранения всего опасного. Однако природа

не смогла соблюсти должной меры: к спасительной боязни она всегда примешивает

боязнь напрасную и излишнюю".

Разновидностью иллюзорного страха является маниакальный

страх, когда величина опасности, могущество "врага" многократно

преувеличивается, представляется чуть ли не абсолютным, хотя в реальности ему

до этого далеко. Крайний случаем невротического страха - страх шизофренический.

Его интенсивность выходит за пределы понимания нормального человека. Это -

всегда страх перед человеком, перед общественным окружением, но столь сильный,

что никакой связи с действительными возможностями этого окружения нанести ущерб

он не имеет. Шизофреники, которые перенесли заключение в самых страшных

нацистских концлагерях, вспоминали, что ужасы этих лагерей переносились

несравненно легче, чем приступы страха во время психоза.

Для манипуляции главный интерес представляет именно

неадекватный, иллюзорный страх - и способы его создания, особенно в условиях

расщепления (шизофренизации) сознания. А также отключение, подавление

истинного, спасительного страха - достижение апатии, равнодушия,

психологического привыкания к реальной опасности.

Страх как чувство, связанное с инстинктами (то есть,

биологически присущее человеку), проявляется по-разному в разных культурах.

Например, совершенно различны "профили страхов" японцев и жителей

Запада. Японцы не боятся божьей кары, загробных мучений, у них нет понятий смертного

греха - основных источников страха в "культуре вины" Запада. Зато

японцы испытывают сильные страхи перед "чужим", особенно если они

роняют перед ним свое достоинство и заставляют стыдиться коллектив. Говорят:

Япония - это "культура стыда". Страх позора так силен, что в Японии

очень часты самоубийства молодых людей из-за неудач на вступительных экзаменах

в университеты.

Все доктрины манипуляции сознанием разрабатывались

применительно к западной культуре и к "западному" страху (примененные

сегодня к России, они дают иногда совершенно неожиданные, порой чудовищные

результаты). Поэтому нам надо вспомнить историю этого явления, во многом нам

незнакомого - страх западного человека.

2. Западный страх

Насколько западная "культура страха" необычна для

нас, видно даже сегодня. Сейчас, когда мы интенсивно познаем Запад, нам

открывается картина существования поистине несчастного. Прямо "Вий"

Гоголя - такие демоны и привидения мучают душу западного обывателя. Не случайно

тема страха с таким успехом обыгрывается в искусстве. Спрос на "фильмы

ужасов" на Западе феноменален, и фильмы А.Хичкока выражают глубинное

качество культуры.

Этой патологией Запад сумел заразить, как будто в ухо заразу

влил, культурный слой СССР - интеллигенцию, которая единственная продолжает у

нас сохранять западнические иллюзии.

Но вернемся к истокам. Можно сказать, что современный Запад

возник, идя от волны к волне массового религиозного (еще говорят

экзистенциального - связанного с Бытием) страха, который охватывал одновременно

миллионы людей в Западной Европе. Подобные явления не отмечены в культуре

Восточного христианства (например, в русских летописях).

Первое описанное в литературе явление массового страха -

охватившее население Западной Европы убеждение в скором приходе антихриста и

наступлении Страшного суда на исходе первого тысячелетия. Впечатляет рассказ о

том, как Папа Сильвестр и император Оттон III встретили новый 1000-й год в Риме

в ожидании конца света. В полночь конец света не наступил, и всеобщий ужас

сменился бурным ликованием. Но волна коллективного страха вновь захлестнула

Европу - все решили, что кара Господня состоится в 1033 г., через тысячу лет

после распятия Христа. Тема Страшного суда преобладала в мистических учениях

XI-XII веков.

Религиозный ужас был настолько сильным и уже разрушительным,

что западная Церковь была вынуждена пересмотреть догматы. Ее богословы после

долгих дискуссий выработали компенсирующее страх представление о "третьем

загробном мире" - чистилище. Его существование было официально утверждено

в 1254 г. Папой Иннокентием IV. Показательно, что у Православной церкви не было

никакой необходимости принимать это богословское нововведение.

Другим средством ослабить религиозный страх было

установление количественной меры греха и искупления посредством ведения баланса

между проступками и числом оплаченных месс, стоимостью подарков церкви и

величиной пожертвований монастырям (уже затем был создан прейскурант

индульгенций). На этом пути, однако, католическая церковь заронила семя

рационализма и Реформации.

Передышка была недолгой, и в XIV веке Европу охватила новая

волна коллективного страха. Причин для него было много (страшная Столетняя

война, массовое обеднение людей), но главная причина - эпидемия чумы 1348-1350

гг., от которой полностью вымирали целые провинции. Тяжелые эпидемии следовали

одна за другой вплоть до XVII века. И именно в связи с чумой выявилась

особенность коллективного страха: со временем он не забывался, а чудовищно

преображался. При первых признаках новой эпидемии образ предыдущей оживал в массовом

сознании в фантастическом и преувеличенном виде.

В XV веке "западный страх" достигает своего

апогея. Это видно уже по тому, что в изобразительном искусстве центральное

место занимают смерть и дьявол. Представление о них утрачивает связь с

реальностью и становится особым продуктом ума и чувства, продуктом культуры.

Историк и культуролог Й.Хейзинга в своем известном труде "Осень

средневековья" пишет об этом продукте: "содрогание, рождающееся в

сферах сознания, напуганного жуткими призраками, вызывавшими внезапные приступы

липкого, леденящего страха". В язык входят связанные со смертью слова, для

которых даже нет адекватных аналогов в русском языке.

Таково, например, впервые появившееся в литературном

французском языке в 1376 г. важное слово "macabre" (многие

исследователи пытались выяснить происхождение слова, есть целый ряд несводимых

гипотез). Оно вошло во все европейские языки, и в словарях переводится на

русский язык как погребальный, мрачный, жуткий и т.п. Но эти слова не передают

действительного смысла слова macabre, он гораздо значительнее и страшнее. В

искусстве Запада создано бесчисленное множество картин, миниатюр и гравюр под

названием "La danse macabre" - "Пляска смерти". Это - целый

жанр (главное в нем то, что "пляшет" не Смерть и не мертвец, а

"мертвое Я" - неразрывно связанный с живым человеком его мертвый

двойник). Пляска смерти стала разыгрываться актерами. В историю вошло описание

представления Пляски смерти в 1449 г. во дворце герцога Бургундского.

Воздействие темы смерти и страданий на сознание людей в XV

веке качественно изменилось благодаря книгопечатанию и гравюрам. Печатный

станок сделал гравюру доступной буквально всем жителям Европы, и изображение

Пляски смерти пришло практически в каждый дом. Граверы же делали и копии картин

знаменитых художников. Более всего копий делалось с картин Иеронима Босха

(1460-1516). Эти картины - концентрированное и гениальное выражение страха

перед смертью и адскими муками. Гооворят, что Босх создал художественную

энциклопедию зла всех видов и форм.

На этом фоне и произошла Реформация - разрыв

"протестантов" с Римской католической церковью ("вавилонской

блудницей"). В гуманитарном знании есть такая особая тема: "страх

Лютера". Суть ее в том, что Лютер был гениальным выразителем массовых

страхов своего времени. У него страх перед дьяволом доходил до шокового

состояния, порождал видения и вел к прозрениям. Но Лютер

"сублимировал" свои страхи в такое эмоциональное и творческое усилие,

что результатом его стали гениальные трактаты и обращения.

Нам трудно понять духовную и интеллектуальную конструкцию

протестантства, слишком разнятся наши культурные основания, да и конструкция

эта очень сложна, в ней много изощренной казуистики. То, что прямо касается

нашей темы, упрощенно сводится к следующему.

Лютер собрал под свои знамена столь большую часть верующих

Европы потому, что указал путь для преодоления метафизического, религиозного

страха. Во-первых, он "узаконил" страх, назвал его не только

оправданным, но и необходимым. Человек, душу которого не терзает страх - добыча

дьявола. Во-вторых, Лютер "индивидуализировал" страх, лишил его

заразительной коллективной силы. Это произошло в результате отхода от идеи

религиозного братства и коллективного спасения души. Отныне каждый должен был

сам, индивидуально иметь дело с Богом, причем не столько со Спасителем, сколько

с грозным Богом-отцом. И великим даром Христа была уже не благодать, не

искупление греха, а истинная вера.

Через индивидуальную веру и лежит путь к преодолению страха

у Лютера: "Страх излечивается внутренним слышанием Бога в себе". Эта

вера стала личным, индивидуальным убежищем от страха. Но произошедшая при

отказе от коллективного спасения в свою очередь беспредельно увеличила страх и

массовое озлобление, которое надолго погрузило Запад в хаос. "Страх

Лютера" породил такую охоту на ведьм, с которой ни в какое сравнение не

идут преследования католической Инквизиции (миф о которой - порождение XIX века

как часть большой программы манипуляции сознанием). При сравнительно небольшом

еще населении Европы, в ходе Реформации здесь было сожжено около миллиона

"ведьм".

Но и сами "ведьмы" были переполнены злобой, в

большинстве случаев, видимо, шла речь о женщинах с маниакальным синдромом (есть

исследования по истории психических заболеваний той эпохи, опирающиеся на

анализ протоколов допроса "ведьм"). Ницше пишет о том времени:

"Еретики и ведьмы суть два сорта злых людей: что в них есть общего, так

это то, что и сами они чувствуют себя злыми, но при этом их неодолимо тянет к

тому, чтобы сорвать свою злобу на всем общепринятом (будь то люди или мнения).

Реформация - своего рода удвоение средневекового духа ко времени, когда он

утратил уже чистую совесть, - порождала их в огромном количестве".

Реформация привела и к Тридцатилетней войне, в которой

погибло 3/4 населения Чехии и 2/3 населения Германии. Это навсегда

запечатлелось в исторической памяти западного человека. Главной темой гравюр

Дюрера и Гольбейна снова становится смерть - уже как следствие страшных

религиозных войн и массовых казней. Масштабы их не поддаются воображению.

Идея смерти и возрождения и по сей день составляет одну из

главных тем протестантских проповедников, а в XIX в. она лежала в основе

особого жанра проповедей в США - Revivals. Они превращались в массовые

спектакли, на которые съезжались люди за сотню миль, в повозках с запасами пищи

и постельным бельем на много дней. Осталось подробное описание одного такого

сборища в штате Кентукки в августе 1801 г. На него собралось 20 тыс. человек.

Проповедники доводили людей до такого ужаса, что они обращались в паническое

бегство, а многие падали в обморок, и поляна походила на поле битвы, покрытое

распростертыми телами. Поскольку успех проповеди определялся числом

"упавших", то велся их точный учет. В один из дней число людей,

потерявших сознание от ужаса, составило 3 тыс. человек.

Итог становлению "страха Лютера" подвел датский

философ С.Кьеркегор в трилогии "Страх и трепет" (1843), "Понятие

страха" (1844) и "Болезнь к смерти" (1849). Здесь страх

предстает как основополагающее условие возникновения индивидуума и обретения им

свободы. Речь, разумеется, идет не о реальном страхе - "человек сам

создает страх".

Кьеркегор пишет: "Страх - это возможность свободы,

только такой страх абсолютно воспитывает силой веры, поскольку он пожирает все

конечное и обнаруживает всю его обманчивость. Ни один Великий инквизитор не

имел под рукой столь ужасных пыток, какие имеет страх, и ни один шпион не умеет

столь искусно нападать на подозреваемого как раз в то мгновение, когда тот

слабее всего, не умеет столь прельстительно раскладывать ловушки, в которые тот

должен попасться, как это умеет страх; и ни один проницательный судья не

понимает, как нужно допрашивать обвиняемого - допрашивать его, как это делает

страх, который никогда не отпускает обвиняемого - ни в развлечениях, ни в шуме

повседневности, ни в труде, ни днем, ни ночью".

Сегодня мы обязаны читать такие вещи, как это ни трудно нам,

вскормленным светлым Православием, Пушкиным и русскими сказками. Ведь открыто

объявлена сверхзадача перестройки и реформы - сделать нас хотя бы второсортными

протестантами, "вернуться в Запад". Надо же нам знать, какими нас бы

хотели видеть новые вожди. Где же идеал? Делать жизнь с кого? Чем воспитал себя

свободный индивидуум Запада?

И нам говорят - страхом: "Страх становится для него

прислуживающим духом, который даже против собственной воли вынужден вести его

туда, куда он, охваченный страхом, хочет идти. Потому, когда страх возвещает о

своем приходе, когда он хитроумно показывает, что нашел теперь некое совершенно

новое средство ужасать, которое намного ужаснее всего, что применялось прежде,

он не уклоняется и уж тем более не пытается удержать страх на расстоянии шумом

и путаницей, - нет, он приветствует приход страха, приветствует его празднично,

так же как Сократ радостно принял чашу с ядом, он закрывается ото всех вместе

со страхом, он говорит, как пациент перед операцией, когда этой болезненной

операции пора начаться: "Ну что ж, теперь я готов". И страх входит в

его душу и внимательно осматривает все, и устрашениями выманивает из него все

конечное и мелкое, а затем ведет его туда, куда он хочет идти".

Религиозный страх Реформации был усилен социальным страхом

от разрушения общины (церковной, крестьянской, ремесленной). Протестантизм был

тесно связан с возникновением буржуазного общества и присущего ему

индивидуализма. Н.Бердяев, этот философ свободы, писал в книге "Смысл

истории" (1923 г.): "В средние века человек жил в корпорациях, в

органическом целом, в котором не чувствовал себя изолированным атомом, а был

органической частью целого, с которым он чувствовал связанной свою судьбу. Все

это прекращается в последний период новой истории. Новый человек изолируется.

Когда он превращается в оторванный атом, его охватывает чувство невыразимого

ужаса, и он ищет возможности выхода путем соединения в коллективы". На

другие исходы из страха индивида указывает Э.Фромм: "Человек,

освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы,

превратившей его в изолированный атом. Он нашел прибежище в новом идолопоклонстве

крови и почве, к самым очевидным формам которого относятся национализм и

расизм". В конечном счете, фашизм - результат параноидального,

невыносимого страха западного человека.

Следующую мощную струю страха добавила Научная революция,

разрушившая упорядоченный Космос и сбросившая человека с вершины мироздания.

Первой реакцией на образ мира, данный Коперником, был страх. Даже великий

мыслитель того времени Паскаль признавался: "Вечное безмолвие этих

бесконечных пространств страшит меня".

"Страх, создаваемый самим человеком", углубило

Просвещение. Казалось бы, весь пафос этого культурного движения,

"преодолевающего" религию (недаром его назвали нео-язычеством), был

направлен на освобождение человека от страха посредством возвышения разума,

рационального мышления. Заместив Церковь наукой, Просвещение приняло на себя

миссию построения светской морали, задающей буржуазную добродетель. Для этого

было воздвигнуто целое здание новой педагогики и новой системы воспитания

(включая школу, о которой речь пойдет отдельно).

Культ рациональности в буржуазной культуре неожиданно

породил в человеке его Другое - обострил иррациональное (изучавший культуру

Китая английский историк Нидхэм назвал это шизофренией европейского мышления,

очень специфическим, присущим лишь Западу явлением). Это иррациональное,

"природное" в человеке трактовалось в буржуазной морали как нечто

угрожающее и постыдное. Под воздействием этой морали в индивидууме возник т.н.

"внутренний страх" - страх перед его собственной "непобежденной

природой".

Во всей программе Просвещения проблема страха перед природой

- центральная. Сама наука явилась выражением воли к власти над Природой, а

страх перед нею рассматривался как беспочвенное и даже нездоровое чувство. В

донаучном, космическом мироощущении страх перед природой на деле был направлен

на то "надприродное", что стоит за всеми явлениями и вещами, это был

страх перед Богом. Находясь в центре Вселенной, человек за все отвечал перед

Богом.

Просвещение дало совершенно новую картину мира, в которой

все вещи и явления природы были представлены как следствия простых, познаваемых

и математически выражаемых причин. Бог исчез из природы, а человек,

освободившись от ответственности за нее перед Богом, превратился в господина

природы (Просвещение называют "теологией господства над природой").

Это устранило иррациональный страх перед природой (остался, конечно, разумный

страх перед реальными естественными опасностями, но не об этом страхе речь).

Утрата страха перед внешней природой породила исторически

новую форму страха перед природой внутренней (Просвещение - эпоха, которая

"страдала от омрачения души"). Никакой социальный слой в истории так

не жаловался на неблагополучие своего душевного состояния, как буржуазия эпохи

Просвещения. Буржуазное общество стало первым обществом, перенесшим принуждение

во внутреннюю сферу - посредством создания внутреннего страха. Будучи оборотной

стороной "буржуазной добродетели", этот страх стал одним из главных

элементов консолидации гражданского общества. Выражением его стали чувство

вины, угрызения совести, подавленная сексуальность (перенесенная в мир

подсознания, фантазий и извращений).

Возникла педагогика, требующая тотального господства разума

и объявившая войну фантазиям и влечениям как силам, разрушающим рациональное

мышление. Это породило в человеке страх перед собственными влечениями как

постыдными нарушениями общественной морали и добродетели. Чем больше

"расколдовывался" мир, тем сильнее страх загонялся внутрь. Этому

непредусмотренному эффекту от Просвещения посвящали свои труды многие философы

XIX и ХХ веков. Уже наши современники Т.Адорно и М.Хоркхаймер считают, что

именно сформулированное Просвещением требование тотального господства разума

привело к раздвоению и самоотчуждению человека - болезни современного западного

общества.

В поисках избавления от страха и перед Богом, и перед

моралью буржуазного общества, Ницше пришел к нигилизму, к идее сверхчеловека,

вставшего "по ту сторону добра и зла". В этих метаниях он зашел в

тупик. "Господствовать - и не быть больше рабом Божьим: осталось лишь это

средство, чтобы облагородить людей", - на этом пути пришел он к убийству

Бога. "Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда

морализируют злые, они вызывают страх" - отсюда выросла белокурая бестия,

отрицающая мораль.

Когда читаешь о случаях массовой паники в странах

"рационального" Запада уже в наше время, больших трудов стоит

поверить фактам - настолько они непривычны. Имеется множество описаний

коллективного страха, охватившего США во время передачи радиопостановки по роману

Г.Уэллса "Война миров".

Дело было в 1938 г. Радиопостановка "Вторжение с

Марса" передавалась как репортаж с места событий. Население восточных

штатов, на которые вещало радио, в массе своей поверило, что речь идет о

реальном событии, и испытало массовый приступ страха. Этот непреднамеренный

случай искусственно созданной паники стал предметом многих исследований и дал

важное знание. Один из выводов гласил, что условием для такой странной и

заразительной внушаемости массы американцев была общая неустойчивость эмоциональной

сферы, вызванная длительным экономическим кризисом (Великая депрессия) и тем

возбуждением, которое породили Мюнхенские соглашения и ожидание войны.

Впоследствии, уже, по сути, в порядке эксперимента,

радиопостановка "Вторжение с Марса" была повторена в странах,

переживающих социально-экономическую нестабильность или кризис - с тем же

результатом, что и в США. В ноябре 1944 г. эта передача вызвала массовую панику

в Сантьяго де Чили. А в феврале 1949 г. в столице Эквадора Кито вызванная

передачей паника закончилась человеческими жертвами, увечьями и сожжением

здания радиостанции. Ю.А.Шерковин в книге "Психологические проблемы

массовых информационных процессов" описывает серию других подобных случаев

коллективного страха, создаваемого радиопередачами (по некоторым случаям потом

сделали сценарии остросюжетных фильмов).

Для нас интересен вывод книги: вся история систем массовой

коммуникации в СССР и социалистических странах не имеет ни одного прецедента,

хоть отдаленно напоминающего эти случаи. И дело не только в том, что политика

радио не была манипуляционной - не было манипулируемым само массовое сознание.

Паники не удалось бы создать, даже если бы радио этого захотело. Сфера чувств

советского человека не была для этого подготовлена всеми историческими

культурными условиями.

3. Страхи холодной войны

Новая волна иррационального страха охватила Запад с началом

холодной войны. Бесполезно было взывать к рассудку и объяснять, что СССР не

желает и не может угрожать США войной. Кумир общественного мнения А.Эйнштейн

писал в янваpе 1948 года: "Мы не должны забывать, что нет абсолютно

никакой веpоятности того, что какая либо стpана в обозpимом будущем нападет на

Соединенные Штаты, и меньше всего Советский Союз, pазpушенный, обнищавший и

политически изолиpованный". Бесполезно.

В янваpе 1951 года Эйнштейн повторил: "Нынешняя

политика Соединенных Штатов создает гоpаздо более сеpьезные пpепятствия для

всеобщего миpа, чем политика России. Сегодня идет война в Коpее, а не на

Аляске. Россия подвеpжена гоpаздо большей опасности, чем Соединенные Штаты, и

все это знают. Мне тpудно понять, как еще имеются люди, котоpые веpят в басню,

будто нам угpожает опасность. Я это могу объяснить лишь отсутствием

политического опыта. Вся политика пpавительства напpавлена на пpевентивную

войну, и в то же вpемя стаpаются пpедставить Советский Союз как агpессивную

деpжаву".

Один из pазpаботчиков доктpины Тpумена и всей концепции

холодной войны, лучший эксперт США по СССР, действительно знаток России,

диpектоp Гpуппы планиpования госдепаpтамента США, Дж.Кеннан сказал в 1965 году

о пеpвом этапе холодной войны: "Для всех, кто имел хоть какое-то, даже

pудиментаpное, пpедставление о России того вpемени, было совеpшенно ясно, что

советские pуководители не имели ни малейшего намеpения pаспpостpанять свои

идеалы с помощью военных действий своих вооpуженных сил чеpез внешние

гpаницы... Это не соответствовало ни маpксистской доктpине, ни жизненной

потpебности pусских в восстановлении pазpушений, оставленных длительной и

изнуpительной войной, ни, насколько было известно, темпеpаменту самого pусского

диктатоpа". Таким образом, дошедший до психоза страх перед СССР был вызван

вполне сознательно.

Когда готовились планы холодной войны, американский Институт

по изучению общественного мнения начал периодические опросы населения США,

обращаясь с вопросом: "Ожидаете ли вы войну в течение ближайших 25

лет?". В конце 1945 г. утвердительный ответ дали 32% опрошенных, в 1946 г.

уже 41%, а еще через год - 63%. Речь шла о массовом, охватившем большинство

населения страхе. При том, что, как показывают опубликованные в последние годы

документы, командование вооруженных сил США конфиденциально признавало, что

никакой военной угрозы от СССР не исходило.

Сфабрикованный в США массовый страх стал продуктом крупнейшей

(до перестройки) программы по манипуляции сознанием. Именно опираясь на страх,

американцев убедили, что СССР угрожает им войной. Это было началом большой

трагедии. Известно, что в состоянии иллюзорного страха человек (или целое

общество) не способен подойти к угрожающему объекту как субъекту с собственными

законными идеалами и интересами, понять его, представить, что он переживает.

Единственным желанием становится уничтожение объекта страха.

6 маpта 1946 г. в Фултоне Чеpчилль в пpисутствии Тpумена

объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту pечь самой глубокой и умной из

всех, какие он слышал). И сpазу началась сеpия выступлений, котоpые и

сегодня-то читаешь с содpоганием. На самом деле еще до речи в Фултоне, 14

декабря 1945 г. Объединенный комитет военного планирования США принял

директиву, в которой определил 20 городов СССР, по которым предполагалось

произвести атомную бомбардировку с использованием всех 196 атомных бомб,

которыми располагали США. По мере накопления арсеналов число городов, предназначенных

для бомбардировки, возрастало.

Но нас интересует не это, а характер того страха, который

овладел средним американцем, когда стало известно, что СССР также стал

обладателем атомной бомбы. Это явление известно как "ядерный страх".

Он сразу же приобрел черты страха иррационального, так что Федерация

ученых-атомщиков США организовала крупное исследование психологов с целью найти

средства ввести этот страх в разумные рамки.

Директор Центра истории физики С.Р.Верт, который в течение

пятнадцати лет изучал это явление, описывает его в большой книге "Ядерный

страх: история образов". С самого начала психологи поставили своей целью

"мобилизовать здоровый страх, побуждающий к действию и реализации

эффективных мер против реальной опасности войны" - превратить иллюзорный

страх в реальный. В целом эта цель не была достигнута, и ядерный страх в США

обрел те же черты, что и страх Х века, страх перед чумой в XIY веке,

"страх Лютера" - черты экзистенциального страха западного человека.

С.Верт описывает, как в стране возникла целая система

нагнетания страха, которая вошла в резонанс, так что любые действия и сообщения

(например, создание системы гражданской обороны) вместо снижения уровня страха

способствовали его росту. В результате в начале 50-х годов эксперты считали,

что главную опасность для США составляют уже не сами атомные и водородные бомбы

СССР как средства разрушения, а та паника, которая возникла бы в случае войны.

С.Верт отмечает также, что подобного страха в СССР не возникло. Он объясняет

это тем, что советские средства массовой информации не занимались нагнетанием

страха, а интенсивно распространяли знание об использовании атомной энергии в

мирных целях. Думаю, однако, что дело не в этом.

Длительное и широкое исследование "ядерного

страха" дало важное знание. Ученые столкнулись с явлением, затронувшим

глубинные слои психики, так что отсутствовали привычные корреляции с социальным

положением, уровнем образования или осведомленностью о реальной опасности.

Особенно уязвимой оказалась психика молодежи. Здесь наиболее часто наблюдался

крайний механизм самозащиты сознания, который срабатывает в безвыходных

положениях - "оцепенение". Это - подавление, отрицание всяких образов

опасности, циничная покорность.

С.Верт пишет, что больше всего психологов обеспокоил тот

факт, что к концу 60-х годов это "оцепенение" охватило и тех, кто по

долгу службы был обязан сохранять реалистичное отношение к проблеме - военных и

политических деятелей, а затем и самих исследователей "ядерного

страха". Этот факт усилил тревогу, т.к. в массовом сознании возникло

сомнение в том, что власти держат ядерную проблему под контролем. Страх с

ядерного оружия распространился на атомные реакторы, а затем и на все

проявления ядерной энергии. В 70-х годах положение ухудшилось, так как психологи

установили, что и персонал атомных станций подпал под воздействие

"ядерного страха".

Иррациональность этого страха была видна уже из того, что

тяжелейшие технологические катастрофы воспринимались несравненно более

спокойно, чем небольшие инциденты на АЭС (например, катастрофа на принадлежащем

американской фирме химическом заводе в индийском городе Бхопала, при которой

погибло более 2 тысяч человек и более 10 тысяч остались инвалидами). Более или

менее серьезная авария на АЭС "Тримайл-Айленд" в Пенсильвании вызвала

такую вспышку страха, что пресса всерьез сравнивала ее с Хиросимой, ядерной

войной и концом света. На основании отчетов многих исследовательских групп,

С.Верт пишет, что масштабы той паники не могли быть объяснены лишь воздействием

падких на сенсации СМИ: "Это был ядерный страх в действии, всеохватывающий

и ненасытный, распространившийся как в среде рядовых граждан, так и в высших

сферах власти".

Разумеется, ядерный страх в США использовался в политической

рекламе, направленной не только на создание нужного образа "внешнего

врага", но и во внутренней политике. Одним из самых сильных политических

роликов считается фильм "Дейзи", выпущенный демократами во время

выборной кампании 1964 г. Целью было дискредитировать опасного конкурента,

правого консерватора республиканца Б.Голдуотера. В фильме маленькая девочка

обрывает лепестки ромашки и считает: один, два, три... А потом за кадром

мужской голос начинает обратный счет: десять, девять, восемь. При счете ноль -

лицо ребенка крупным планом, глаза полные ужаса, и из них вырастает гриб

ядерного взрыва. Фильм был показан всего один раз за два месяца до выборов, но

произвел такое впечатление, что множество людей звонило в Белый дом, требуя

"остановить Голдуотера". Бедного Барри погубил страх американцев перед

ядерной войной.

Сегодня, когда рассекречены многие документы холодной войны,

мы с изумлением обнаруживаем, что за многими действиями наших противников,

которые выглядели как фанфаронство или цинизм, стоял самый настоящий,

искренний, нам совершенно непонятный страх. Дело доходило до курьезов. Два года

назад, например, официальные лица США признались, что в 50-е годы на территории

нейтральной Австрии без согласования с ее правительством было создано более

полусотни тайных складов оружия и боеприпасов. Командование армии США решило,

что Советы вот-вот оккупируют Европу, и романтически подготовило базу для

партизанской войны (начитались мемуаров батьки Ковпака). Скандал сегодня возник

оттого, что секретные карты размещения этих тайников потерялись, и многие из

складов не удается отыскать. Неплохой подарок для торговцев оружием.

Почему же эта способность создавать в воображении

преувеличенный образ страха стала основой для целой стратегии манипуляции

сознанием? Потому, что иррациональный страх - очень действенное средство

"отключения" здравого смысла и защитных психологических механизмов.

Потрясенный страхом человек легко поддается внушению и верит в любое

предлагаемое ему "спасительное" средство. Массовый (и часто

подсознательный) страх как предпосылка для программирования поведения проверен

психологами рекламных агентств в ходе крупных кампаний. Одной из них было

создание в США массового рынка холодильников.

Психологи, изучавшие скрытые страхи в период 2-й мировой

войны, пришли к выводу, что американцы испытывают большую потребность в вещах,

служащих символом безопасности и стабильности, предсказуемости будущего. У

многих был обнаружен комплекс "желания вернуться в детство", символом

которого была мать, надежно оберегавшая свое дитя от голода. Эксперты посчитали,

что вещью, которая может взять на себя функции такого символа, мог бы стать

холодильник: "для многих людей холодильник представляет гарантию, что дома

всегда будет еда, а еда в доме обозначает покой, тепло и безопасность".

Исследования показали также, что еда символизирует нечто

гораздо большее, чем просто питание. Люди, испытывающие страх перед будущим

(страх, никак не связанный с проблемой питания), склонны создавать дома запасы

еды, гораздо большие, чем они способны съесть. Запасы еды снимают беспокойство.

История массового спроса на холодильники в США тем более

красноречива, что экономическими расчетами и здравым смыслом этот спрос не

подкреплялся. В США не было перебоев с продуктами питания. Согласно анализу

специалистов, стоимость холодильника, потребляемой энергии и тех продуктов,

которые залеживались в холодильниках и выбрасывались на помойку, была такова,

что с прагматической точки зрения покупка холодильника была абсолютно

бессмысленной. Тем не менее, психологи предвидели массовый спрос, было создано

массовое производство, реклама исходила из наличия подавленного страха, и

расчеты подтвердились.

Аналогичным образом впоследствии был предсказан успех другой

вещи-символа, снимающей скрытые страхи - кондиционера воздуха. Кампания рекламы

этого товара представляла его как средство отгородиться от внешнего мира. С

кондиционером человек мог спать при закрытых окнах, так что ничего

"опасного" не могло проникнуть в жилище извне. Нечего и говорить о

том, что в политике выводы психологов и психоаналитиков были использованы в

полной мере, часто даже с перебором.

5. Страх терроризма

Для России сегодня актуальным стал давно разработанный на

Западе страх терроризма как эффективное средство манипуляции сознанием. Понятие

террора (terror значит ужас) ввел Аристотель для обозначения особого типа

ужаса, который овладевал зрителями трагедии в греческом театре. Это был ужас

перед небытием, представленным в форме боли, хаоса, разрушения. Считается, что

осмысление террора посредством театра породило ритуал суда как разновидности

театра, побеждающего террор через закон. Позже,Именно на волне Просвещения был

открыт на Западе этот мощный метод воздействия на мысли и поведение граждан -

террор. Доктрина превращения страха (terror значит ужас) в орудие власти принадлежит

якобинцам и подробно изложена в сочинениях Марата. Для создания массового

страха новое государство шло на разрушение собственного образа как гаранта

права - государство само организовывало "как бы стихийные" погромы

тюрем с убийством политических заключенных. Марат же сформулировал важнейший

тезис: для завоевания или удержания власти путем устрашения общества (это и

есть политический смысл слова "террор") необходимо создать обстановку

массовой истерии.

Вслед за государством террор в "войне всех против

всех" стали использовать и политические силы, борющиеся с государством

(или с его противниками). Так возник терроризм как средство устрашения общества

и государства в политических целях. Он также возник как своего рода

политический театр, зрители которого испытывают ужас. Главной целью его

является не убийство конкретных личностей: а именно воздействие на чувства

широкого круга людей. Согласно принятому в американской политологии понятию,

терроризмом является "угроза или использование насилия в политических

целях отдельными лицами или группами, которые действуют как на стороне, так и

против существующего правительства, когда такие действия направлены на то,

чтобы оказать влияние на большее число людей, чем непосредственные

жертвы". Таким образом, терроризм - средство психологического воздействия.

Его главный объект - не те, кто стал жертвой, а те, кто остался жив. Его цель -

не убийство, а устрашение и деморализация живых. Жертвы - инструмент, убийство

- метод. Этим терроризм отличается от диверсионных действий, цель которых -

разрушить объект (мост, электростанцию) или ликвидировать противника. Иногда

цели совпадают (например, в покушениях на политических деятелей), но мы будем

говорить лишь о терроризме, направленном против населения.

Выше говорилось, что есть страх разумный, когда человек

верно определяет источник и величину опасности и принимает меры, которые ее

снижают. Есть страх неадекватный (невротический), когда человек или впадает в

апатию, или совершает действия, вредные или даже губительные для него самого.

Цель террористов - создание именно невротического страха. Деморализованные и

запуганные люди делают сами, требуют от властей или хотя бы одобряют действия,

которые этим людям вовсе не выгодны. Иногда это действия, которые выгодны

террористам или чаще - заказчикам, нанимателям террористов. Иногда самый

большой выигрыш получают политики, которые бесплатно пользуются

"чужим" терактом.

Атаки террористов могут быть направлены на узкую группу, к

которой ты принадлежишь (такой группой были, например, жители дома в

Буйнакске). Тогда опасность велика - идет прицельный огонь, стреляют именно в

тебя. Но если бьют по очень широкой группе (например, по группе "жители

России" или даже "москвичи"), то бояться за себя лично нет

никакого смысла - вероятность стать жертвой очень мала, можешь попасть лишь под

редкую шальную пулю. Во всяком случае, эта опасность на три порядка (в тысячу

раз) меньше, чем вероятность стать жертвой катастрофы за рулем автомобиля. Из

15 миллионов водителей в России ежегодно гибнет порядка 1 на тысячу. От

терактов в 1999 году погибло порядка 1 на миллион. Но мы ведь не боимся ездить

на машине.

Почему же мы не боимся ездить на машине, но боимся

террористов? Прежде всего потому, что сильные мира сего не заинтересованы в

том, чтобы мы боялись автомобиля. Поэтому их телевидение не показывает нам с

утра до ночи изуродованные трупы жертв автокатастроф. Если бы показывало с той

же интенсивностью, как и дело рук террористов - то мы боялись бы автомобиля

панически. Отсюда понятен вывод, давно сделанный учеными: терроризм возник

вместе со СМИ и связан с ними неразрывно. Современный терроризм - родной брат

телевидения. Бомбардировки Ирака, расстрел Дома Советов или взрыв в Печатниках

не имели бы смысла, если бы телевидение не донесло их в каждый дом.

Уже газеты в прошлом веке были абсолютно необходимы для

терроризма, но крови приходилось лить много - газеты не передают вида крови. По

данным некоторых историков, до 1917 г. террористы в России убили около 17 тыс.

человек (наверное преувеличивают, но в любом случае счет шел на тысячи). Эффект

был, но намного меньше, чем сегодня от сотен жертв. Читать и слышать - это не

то что видеть.

Мы не можем жить без газет и телевидения, но эти средства

могут быть пособниками террористов в создании неадекватного страха, а могут

быть "антитеррористами". В СССР терроризма не было - во многом

потому, что цели его были недостижимы. Советские СМИ не брали интервью у убийц

и не транслировали ужас. А сегодня, например, телевидение России - соучастник

террористов, оно вдумчиво и творчески делает именно то, что требуется

террористам. В 1996 г. телевидение поэтизировало Басаева, непрерывно показывало

его мужественную бороду, пускало лживую слезу ("ах, у него при бомбежке

погибла вся семья") и умилялось ("ах, он подарил русским

детям-сиротам в Грозном телевизор"). Но главное, ему предоставлялся эфир -

что абсолютно неприемлемо, если с терроризмом хотят бороться, а не помогать

ему.

Терроризм имеет в качестве культурного основания нигилизм -

отказ от общей этики. Он - продукт Запада, который декларировал как норму жизни

"войну всех против всех". Впервые во время Французской революции

террор стал официально утвержденным и морально оправданным методом господства и

породил своего близнеца - терроризм как метод борьбы против власти. Затем, как

ответ на терроризм оппозиции, возник государственный терроризм. Страны Запада

культивируют у себя терроризм в контролируемых масштабах. Это - важное средство

сплочения обывателей вокруг власти ("ей приходится многое прощать, ибо без

нее нас всех убили бы террористы"). Это - одно из самых сильных средств

манипуляции сознанием и отвлечения внимания общества от махинаций верхушки. Это

- эффективное средство собирать радикальную молодежь из отверженных слоев

общества и направлять ее энергию на ложные цели.

Принципиально новую сложную систему терроризма создал

Израиль. Эта система состоит из государственного терроризма, манипулируемого

"исламского" терроризма и антитеррористических спецслужб. Вслед за

Израилем к поддержке "исламских" террористов перешли США - это

оказалось слегка болезненным, но эффективным средством стравить мусульман друг

с другом, оттолкнуть от борьбы их здравомыслящую массу. Виднейший арабский

историк и философ Самиp Амин в книге "Евроцентризм: критика

идеологии" пишет о тайном альянсе Запада с исламскими фундаменталистами:

"Как можно объяснить поддеpжку (лицемеpно отpицаемую), котоpую Запад

оказывает вpаждебному ему движению, кpоме как тем колоссальным ослаблением

аpабского миpа, к котоpому оно ведет разжиганием внутpенних конфликтов

(особенно конфессиональных конфликтов между сектами и между

оpганизациями)".

Трагическим следствием взрывов жилых домов и созданного

телевидением психоза надо считать тот факт, что в России и массовое сознание, и

чуть ли не все политики соблазнились идеей "учиться у Запада и

Израиля", а то и "сотрудничать" с ними в борьбе с терроризмом в

России.

Только на первый взгляд кажется, что речь идет о том, чтобы

всего лишь "перенять технологию". За этой технологией стоит

неотделимое от нее представление о Добре и зле. Перенять его у Запада и Израиля

в их умении создать, а потом "приручить" терроризм - это конец России

как культуры и как многонациональной страны. Тот факт, что это говорится

всерьез и не вызывает никакой реакции у русских писателей, у военных, у

Православной церкви, говорит о тяжелейшем духовном кризисе.

Средства Запада не ставят целью искоренить терроризм,

поскольку терроризм Западу необходим. Цель - поддерживать терроризм в заданных

пределах (с помощью Азефов). "Эксперты" на телевидении восхищались:

Израиль так много платит провокаторам в среде террористов, что всегда может

пресечь слишком опасные акции. Какому-то террористу даже голову мобильным

телефоном оторвало. Но если Израиль платит, да еще много, значит, он сам

создает терроризм. Рынок есть рынок: есть спрос - есть и предложение. Чтобы

получать деньги от "Моссада", надо совершать теракты. Несчастных

юношей-самоубийц везде хватает.

Тут видна утрата логики. Почему изживать терроризм мы должны

учиться у Запада, где он процветает, а не у Советского Союза, где его и в

помине не было? Давайте хотя бы ясно определим, почему в СССР не было

терроризма. Какие условия автоматически гасили само желание кинуться в этот

омут? Ведь на страшный КГБ это не спишешь, хотя и грозящий палец КГБ был необходим.

Создавая психоз, телевидение не дало людям задуматься над

важной вещью, которая стала очевидной. Почти все уже поняли, что ни о какой

процветающей рыночной экономике в России нет и речи. Год за годом положение

хуже, и перспектив нет никаких. Поняли, но еще молчат - тягостно признать.

Большая кровь в Москве сломала препоны, и в такой момент можно сказать прямо:

благополучной рыночной экономики в России не может теперь быть уже и потому,

что возник терроризм.

Это значит, что создан заколдованный круг. С одной стороны,

резко усилилась тенденция к укреплению полицейского государства, которое

вынуждено накладывать все новые и новые ограничения на все свободы, включая

свободу предпринимательства. Какой там рынок, если за каждым мешком сахара бежит

ОМОН с собакой! Если о каждом остановившемся грузовике пенсионеры звонят прямо

министру Рушайло. С другой стороны, резко возрастают производственные издержки

предприятий, так что они становятся неконкурентоспособными на рынке.

Даже небольшой терроризм обходится немыслимо дорого для

хозяйства. Появление в Перу радикального движения "Сендеро Люминосо"

("Светлая тропа"), которое насчитывало всего 2 тысячи членов, привело

к увеличению производственных издержек вдвое - во столько обходилась защита и

охрана промышленной инфраструктуры.

Что же говорить о России! Вся наша огромная инфраструктура -

трубопроводы, линии электропередач, связи и т.д. - строилась в СССР в расчете

на стабильное общество. Она в принципе не может быть защищена от терроризма.

Если мы желаем продолжать рыночную экономику при наличии терроризма, то нам

придется построить всю страну заново - уже как крепость, внутри которой мириады

маленьких крепостей. Денег на это ни у кого никогда не будет, и такая экономика

недееспособна.