Европейская цивилизация - платить и каяться!

Охота за зубами.  Жестокость как стихийное бедствие

Московское

издательство Ad Marginem выпустило в 1999 году перевод работы Мишеля

Фуко «Надзирать и наказывать» (кстати, на обложке — очередное сдирание

кожи), содержащей немало цитат из предписаний по процедурам казней и

публичных пыток в разных европейских странах вплоть до середины прошлого

века. Европейские затейники употребили немало фантазии, чтобы сделать

казни не только предельно долгими и мучительными, но и зрелищными — одна

из глав в книге Фуко озаглавлена «Блеск казни». Чтение не для

впечатлительных. Жестокость порождалась постоянными опустошительными

войнами западноевропейских держав уже после Средних веков (которые были

ещё безжалостнее). Тридцатилетняя война в XVII веке унесла половину

населения Германии и то ли 60, то ли 80 процентов — историки спорят —

населения её южной части. Папа Римский даже временно разрешил

многожёнство, дабы восстановить народное поголовье. Усмирение Кромвелем

Ирландии стоило ей 5/6 населения. От этого удара Ирландия не оправилась

уже никогда. Что касается России, она на своей территории почти семь

веков, между Батыем и Лениным, подобных кровопусканий не знала и с такой

необузданной свирепостью нравов знакома не была.

Сожалею, но придётся сказать неприятную вещь: история западной

цивилизации не настраивает на громадный оптимизм — настолько

кровопролитной и зверской была её практика. И не только в далёком

прошлом — в недавнем ХХ веке тоже. По размаху кровопусканий и зверств ХХ

век превзошёл любое прошлое. По большому счёту, нет гарантий, что эта

цивилизация не вернётся к привычной для себя практике. Это гораздо,

гораздо более серьёзный вопрос, чем привыкли думать наши западолюбивые

земляки. Зная то, что мы знаем о западной цивилизации (частью которой

был Гитлер), трудно не констатировать: её самолюбование выглядит

достаточно странным. Звучит неожиданно? Тогда процитирую одного из

виднейших историков современности, оксфордского профессора Нормана

Дэвиса: «Всякий согласится, что преступления Запада в ХХ веке подорвали

моральное основание его претензий, включая и прошлые его претензии».

По

подсчётам историка Р. Г. Скрынникова, знатока эпохи Ивана Грозного, при

этом царе было безвинно казнено и убито от 3 до 4 тысяч человек.

Скрынников настаивает, что мы имеем дело не с чем иным, как массовым

террором, особенно по отношению к новгородцам, и с ним трудно не

согласиться, хотя Иван Грозный — кроткое дитя рядом с Людовиком XI по

прозвищу Паук, Ричардом III (которого Шекспир охарактеризовал как «самое

мерзкое чудовище тирании»), Генрихом VIII, Филиппом II, Яковом I

Стюартом, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом

Злым (без номера), Карлом V (сыном Хуаны Безумной), Карлом IX

(устроившим Варфоломеевскую ночь), Марией Кровавой, лордом-протектором

Кромвелем и массой других симпатичных европейских персонажей… Но

продолжу примеры. Крестоносцы в ходе альбигойских войн вырезали больше

половины населения Южной Франции. Усмиритель Пруссии, великий магистр

ордена крестоносцев Конрад Валленрод, разгневавшись на курляндского

епископа, приказал отрубить правые руки всем крестьянам его епископства.

И это было исполнено! 16 февраля 1568 года (время разгара опричнины

Ивана Грозного) cвятая инквизиция осудила на смерть всех (!) жителей

Нидерландов как еретиков, а испанский король Филипп II приказал привести

этот приговор в исполнение. Это не вполне удалось, но королевская армия

сделала, что смогла. Только в Харлеме было убито 20 тысяч человек, а

всего в Нидерландах — 100 тысяч.

То,

что сегодняшняя политкорректность воспринимает с ужасом, всего век с

небольшим назад никого особенно не отвращало. Ещё один классик

английской «истории для читателей» Джон Ричард Грин в 1874 году спокойно

цитировал отчёт Кромвеля о проделанной работе в Ирландии: «Я приказал

своим солдатам убивать их всех… В самой церкви было перебито около

тысячи человек. Я полагаю, что всем монахам, кроме двух, были разбиты

головы…».

Революционные затейники

1

августа 1793г. революционный французский Конвент издал декрет с

предписанием «уничтожить Вандею». В начале 1794г. армия взялась за дело.

«Вандея должна стать национальным кладбищем», — провозгласил храбрый

генерал Тюрро, возглавивший «адские колонны» карателей. Расправа длилась

18 месяцев.

Расстрелов и гильотин (из Парижа доставили даже

детские гильотины) для исполнения указа оказалось недостаточно.

Уничтожение людей происходило, по мнению революционеров, недостаточно

быстро. Решили: топить. Город Нант, как пишет Норман Дэвис, был

«атлантическим портом работорговли, в связи с чем здесь под рукой имелся

целый флот огромных плавучих тюрем». Но даже этот флот быстро иссяк бы.

Поэтому придумали выводить гружённую людьми баржу на надёжной канатной

привязи в устье Луары, топить её, потом снова вытаскивать канатами на

берег и слегка просушивать перед новым употреблением. Получилось, пишет

Дэвис, «замечательное многоразовое устройство для казни». Просто

умерщвлять людей революционным затейникам было мало. Они находили

удовольствие в том, чтобы до погрузки на баржи срывать с них одежду и

связывать попарно. Беременных женщин обнажёнными связывали лицом к лицу

со стариками, мальчиков со старухами, священников с девушками, это

называлось «республиканскими свадьбами».

Чтобы

спрятавшиеся в лесах не выжили, а умерли от голода, был вырезан скот,

сожжены посевы и дома. Якобинский генерал Вестерман воодушевлённо писал в

Париж: «Граждане республиканцы, Вандея более не существует! Благодаря

нашей свободной сабле она умерла вместе со своими бабами и их отродьем.

Используя данные мне права, я растоптал детей конями, вырезал женщин. Я

не пожалел ни одного заключённого. Я уничтожил всех». Обезлюдели целые

департаменты, было истреблено, по разным подсчётам, от 400 тысяч до

миллиона человек. Как ни печально, национальную совесть Франции Вандея,

судя по всему, не мучает. В России до появления большевиков ничего

похожего на вандейскую гекатомбу не случалось. А потом случилось: на

Дону, в Тамбовской губернии, в других местах.

Как и всякая империя

в период своего строительства, Россия тяжко прошлась по судьбам ряда

малых народов — сибирских и северокавказских, — там было не до прав и

свобод человека в современном их понимании. Одно можно утверждать с

уверенностью: геноцидов в полном смысле слова на совести России нет.

Всё

познаётся в сравнении. Американский историк Дэвид Стэннард в своей

книге «Американский холокост: завоевание Нового Света» показал, что

освоение Америки сопровождалось самой страшной этнической чисткой в

истории человечества: за 400 лет пришельцы из Старого Света физически

уничтожили около ста миллионов (!) коренных жителей. На Пятом континенте

англичане истребили большинство австралийских аборигенов и всех (!)

тасманийцев.

Америка и Австралия были далеко, но когда русским

властям становилось известно, что злодеяния творятся вблизи границ

империи, они порой шли на прямое вмешательство. «Уманская резня» в июне

1768 года, во время так называемой «Колиивщины», унесла жизни 20 тысяч

евреев. Многие тысячи евреев погибли, помимо Умани, также в Лысянке,

Каневе, Черкассах, Жлобине, Корсуни, Фастове, Белой Церкви и особенно в

Балте. Хотя всё это происходило на «суверенной польской территории»,

вести о размахе зверств побудили русские власти послать против

гайдамаков корпус генерала Кречетникова, который разбил их в несколько

дней и, возможно, спас евреев Правобережья Днепра от полного

истребления.

Убийства по закону

Ещё

в 1819 году в Англии оставалось 225 преступлений и проступков,

каравшихся виселицей. Когда врач английского посольства в Петербурге

писал в своём дневнике в 1826 г., насколько он поражён тем, что по

следам восстания декабристов в России казнено всего пятеро преступников,

он наглядно отразил понятия своих соотечественников о соразмерности

преступления и кары. У нас, добавил он, по делу о военном мятеже такого

размаха было бы казнено, вероятно, тысячи три человек. Так смотрели на

вещи повсюду в Европе. В Дании в 1800 году был принят закон,

предусматривавший смертную казнь для всякого, кто «хотя бы советовал»

отменить неограниченную форму правления. И вечную каторгу тому, кто

осмелился порицать действия правительства.

А теперь возьмём

«Русскую правду», она вообще не предусматривает смертную казнь! Из

«Повести временных лет» мы знаем, что Владимир Святославич пытался в 996

г. ввести смертную казнь для разбойников. Сделал он это по совету

византийских епископов, но вскоре был вынужден отказаться от

несвойственных Руси жестоких наказаний. Впервые понятие смертной казни

появляется в России на пороге XV века в Уставной Двинской грамоте (за

третью кражу) и в Псковской судной грамоте (за измену, кражу из церкви,

поджог, конокрадство и троекратную кражу в посаде). Уложение 1649 года

предусматривает смертную казнь уже в 63 случаях — много, но всё ещё

бесконечно меньше, чем в Европе. Долгая поездка по Западной Европе в

1697-98гг. произвела на внимательного и пытливого Петра Первого большое

впечатление. Среди прочего он решил, что материальный прогресс

посещённых им стран как-то связан с жестокостью тамошних законов и

нравов, и сделал соответствующие выводы. Совсем не случайность, что

самая жестокая и массовая акция его царствования, казнь 201 мятежного

стрельца 30 сентября 1698 года в Москве, произошла сразу после

возвращения молодого царя из его 17-месячной европейской поездки .

Однако

бороться с устоявшейся системой ценностей — дело чрезвычайно трудное.

По числу казней Россия даже при Петре и отдалённо не приблизилась к

странам, служивших ему идеалом, а после его смерти этот вид наказания

резко пошёл на убыль. Середина XVIII века отмечена фактической отменой

смертной казни. В 1764 году оказалось, что некому исполнить приговор в

отношении Василия Мировича. За двадцать лет без казней профессия палача

попросту исчезла. В 1907 году в Москве вышел коллективный труд «Против

смертной казни». Среди его авторов были Лев Толстой, Бердяев, Розанов,

Набоков-старший, Томаш Масарик и другие известные писатели, правоведы и

историки. Клеймя жестокость царской власти, они приводят полный, точный и

поимённый список казнённых в России в течение 81 года между восстанием

декабристов и 1906 годом. За это время было казнено 2445 человек, то

есть совершалось 30 казней в год. На эту цифру, правда, повлияли два

польских восстания 1830 и 1863гг. и начало революции 1905-1907гг. Если

же брать мирное время, получится 19 казней в год. На всю огромную

Россию! О чём говорит эта цифра с учётом того, что в течение всего этого

периода смертная казнь за умышленное убийство применялась

неукоснительно? Она говорит о том, что сами убийства случались крайне

редко. (Кстати, в очень буйных народах тогда числились финны, они чаще

кавказцев пускали в ход свои знаменитые «финки».)

Ещё две

иллюстрации к вопросу об отношении к человеческой жизни. В уставе

русской армии, авторство которого принадлежит Петру I, предписана помощь

раненым во время боя. В прусском уставе помощь раненым была

предусмотрена лишь после боя. Французские и английский уставы того

времени помощь раненым не предусматривали вообще. Более ранний пример.

Обязательной частью государственной политики Руси-России был выкуп своих

пленных. Вот что гласит глава «О искуплении пленных» Стоглавого Собора

1551 года: «В ордах и в Цареграде и в Крыму… всех плененых окупати из

царевы казны». Послы располагали целевыми деньгами на оплату выкупа,

которые им потом возмещала казна. Но это ещё не всё. Богатые

левантийские торговцы и дипломаты иногда прибывали в Россию с целыми

свитами, в составе которых могли быть пленные христиане. Вывезти их

обратно русские власти не позволяли ни под каким видом: «А которых

православных хрестьян плененых приводят, окупив греки и туркчане, армени

или иные гости, да быв на Москве, восхотят их с собою опять повести,

ино их не давати, и за то крепко стояти; да их окупати из царевы же

казны».

Экспорт народонаселения

А вот

пример совершенно другого отношения к своим. Это польский пример, но

Польша всегда страстно хотела быть и слыть Европой, Европой, Европой.

Осенью 1653 года польский король Ян Казимир рвался разобраться с

Богданом Хмельницким, хотя последний временно имел сильного союзника в

лице крымского хана. Когда поляки, казаки и крымцы сошлись на берегу

Днестра у местечка Жванец, оказалось, что крымский хан уже не союзник

Хмельницкому: поляки загодя сумели склонить хана к сепаратному миру. Но

на каких условиях! Хан порывает с Хмельницким — и в награду может на

обратном пути грабить всё, что ему вздумается, уводить с собой сколько

угодно пленников. В землях польской короны! До конца года крымцы

невозбранно грабили шляхетские дома («по самый Люблин») и увели в плен

множество шляхты обоего пола — это было им гораздо выгоднее, чем грабить

бедных малороссийских «хлопов».

Многие

немецкие князья торговали своими подданными, поставляя пушечное мясо за

границу. Король Саксонии Фредерик Август I (1670-1733), более известный

как Август Сильный, очень любил фарфор и был счастлив выменять у

французского короля 150 фарфоровых предметов (так называемый «кабинет»)

всего-то за два полка своей пехоты. Этот пример любят приводить в

доказательство того, как высоко ценился в начале XVIII века фарфор, но

почему-то никогда не приводят, чтобы показать, насколько низко ценилась в

Европе того времени человеческая жизнь. Согласно Брокгаузу и Ефрону (т.

16, с. 580), ландграф Гессен-Кассельский Фридрих «впал в долги, для

покрытия которых продал Англии 17 тысяч человек своего войска для войны с

американскими колониями за 21 млн. талеров». Точнее, он продал просто

всё своё войско, больше ему было не наскрести: население ландграфства

уменьшилось от этой продажи на 8%. Подобную же торговлю вели герцог

Брауншвейгский, ландграфы Вальдеки, Ганау, Аншпах, другие мелкие

немецкие монархи. Немецкие солдаты из владений западнонемецких княжеств

покупались систематически также французским правительством. В большом

количестве немецких солдат закупала английская Ост-Индская компания,

используя их при завоевании Индии. Почти за полтора века до этого,

наоборот, англичане предлагали своё пушечное мясо. В июне 1646 года лорд

Страффорд и член парламента Флеминг говорили русскому посланнику в

Лондоне Герасиму Дохтурову: «Если царскому величеству нужны будут

служилые люди, то у парламента для царского величества сколько угодно

тысяч солдат готово будет тотчас». источник