Глава двадцать четвертая

— Ты еще не связывался с женой? — спросила она.

— Нет. Пока лучше не беспокоить ее. Для Сони это будет шоком… По крайней мере я знаю, что с ними все в порядке. — Значит… ты вернешься к жене, когда закончится война? — наконец задала свой главный вопрос Марина.

В ответ он наговорил всякой ерунды, что об этом рано думать и что сейчас главное — это победить. А уже потом заниматься любовными разборками. Он не узнавал себя. Но язык не слушался его, продолжая нести всякую чушь.

Когда наблюдаешь подобные ситуации со стороны, то кажется, все просто — разводись и уходи к другой. Но едва это касается тебя, как все перестает быть таким уж простым и ясным. Начинаешь взвешивать «за» и «против» и в итоге стремишься к тому, чтобы оставить все как есть. И лишь немногие решаются сжечь мосты. Но если бы проблемы ограничивались только этим!

Хроническая усталость и непонимание со стороны окружающих заставляли Антона все больше уходить в себя. Его уже больше ничто не радовало. Словно что-то надломилось внутри. Может быть, икс-проектовские психотронщики своими варварскими методами уничтожили какую-то важную часть его души, без которой он превратился в мыслящий автомат. В нем осталось только чувство вины за то, что он совершил или наоборот не совершил. Он был виноват перед женой и дочкой в том, что ввязался в эту историю с винтовкой и был вынужден бежать, он был виноват перед Мариной в том, что заставил ее страдать и, наконец, он был виноват перед всем человечеством в том, что помог собрать этого монстра! «Звезда смерти» — воистину чудовищный агрегат! Перед его глазами, казалось, до сих пор стояла страшная картина того, как в космосе распыляются обломки кораблей. И так будет со всем, чего коснется «Звезда» своими смертоносными лучами…

Предчувствие чего-то страшного, посетившее его в тот злополучный день, постепенно трансформировалось в паранойю. Каждую ночь Антон видел один и тот же сон, заканчивавшийся его гибелью. Смерть настигала его прямо в рубке «Звезды», после чего он просыпался в холодном поту и не мог заснуть всю оставшуюся ночь. Он стал походить на ходячего мертвеца с черными кругами вместо глаз. Почувствовав, что вот-вот свихнется, Антон обратился за помощью. Врач-экстрасенс, вывезенный с Ковентри, принял его в тот же день. Выслушав Антона, он сказал:

— К великому сожалению у меня слишком мало времени и слишком много пациентов…

— То есть вы не можете мне помочь? — умирающим голосом произнес Введенский.

— Я просто не могу полноценно вам помочь. Но вы кажетесь мне человеком, который способен адекватно принять мои слова…

— Я шизофреник, ведь так? Врач засмеялся.

— Да господь с вами, Антон Петрович. Конечно, нет… Вы очень противоречивый человек и у вас есть определенные проблемы, которые я бы сумел локализовать с помощью психоанализа, будь у нас больше времени. Но вы сами поставили себе диагноз… Знаете, мы уже придумали название этому феномену — скрытая форма постпсихотропной депрессии.

— То есть я не один такой?! — изумился Антон. Врач утвердительно кивнул.

— Я лично считаю, что она в той или иной степени затрагивает всех, кто подвергался промывке мозгов. В вашем случае воздействие извне разрушило целостность личности, систему сдержек и противовесов, если так можно сказать, и те мысли, которые вы годами подавляли, внезапно стали превалировать. Например, чувство вины побороло все другие до такой степени, что вы даже стали убивать себя во снах…

— И как вы предлагаете с этим бороться?

— Так же как и все остальные.

— То есть таблетками! И это предлагаете вы — экстрасенс?!

— А что в этом собственно такого?! Это временная, но необходимая форма лечения в данных условиях… я не вижу ничего страшного, если люди глотают таблетки, чтобы избавиться от нервного срыва, главное вовремя остановиться. Но если хотите, я могу провести сеанс биоэнергетического регулирования, после которого вам станет легче…

Он резко поднялся с места и подошел к Антону. Затем каким-то странным упражнением размял ладони и сделал несколько пассов вокруг его головы. Введенский был ошарашен и, не в силах сказать ни слова, наблюдал за действиями врача. Слышалось лишь урчание кондиционеров. Врач продолжал молча водить руками над его головой, пока Антон не ощутил тепло, которое разлилось по всему организму. Голова прояснилась, в теле появилось давно позабытое ощущение силы. Проблемы, бывшие еще пару минут назад непосильной ношей, показались ему пустячными. Он был готов свернуть горы. Но врач неожиданно прервал поток энергии, лившейся на Антона через макушку, и, будто что-то смахнув с ладоней, вернулся обратно в кресло.

— Но предупреждаю, пройдет несколько часов, и ваше биополе вернется в исходное состояние. На смену эйфории придет меланхолия… Поймите, у меня нет такого количества сил, чтобы излечить за столь короткий промежуток всех! Я не чудотворец, — устало произнес экстрасенс.

Несколько секунд Антон не мог прийти в себя, а когда понял смысл сказанного, то возмутился. Энергия, полученная от врача, не просто дала силы, но и сделала его агрессивным.

— Иными словами, вы предлагаете начать принимать таблетки, чтобы перестать терзать себя всякими дурацкими мыслями, и начать думать как все?! — вспылил Антон. «Колеса», которые употребляли многие повстанцы, вызывали у него почти панический страх. Таблетки были для него чем-то вроде злополучных айдишников. Искусственная имитация, подменявшая собой реальность, заставляющая думать как-то иначе, а значит, лишавшая его возможности быть самим собой.

— Да нет же! Черт побери, вовсе нет! Вот вы, например, пожаловались, что вас никто не хочет понять. Но я понимаю вас! Особенно, что касается пришельцев.

— Тогда зачем же предлагаете мне таблетки? И вообще, поддерживаете веру в других в том, что они правы, если на самом деле думаете иначе?

— Антон Петрович, война все равно будет продолжаться, хотим мы этого или нет… Но если вы будете занимается самоедством, то не доживете до ее конца. Кто же тогда сможет объяснить людям правду, как ни вы?

Слова врача успокоили Антона. То, что он говорил, звучало вполне логично.

— Ладно, вы правы. Я попробую не сойти с ума. Но таблетки пить не буду, — тяжело вздохнув, ответил Введенский перед тем, как выйти.

— Хорошо, приходите завтра. Я сделаю все, что смогу! — крикнул вдогонку врач.

Мужская половина экипажа была потрясена неожиданной внешностью нового командира. Кто-то без устали делал ей комплименты, кто-то ворчал, что им нужен хороший командир, а не эта цаца. Но Введенский встретил Ярову очень спокойно. Устроив прогулку по основным отсекам корабля, он закончил свою экскурсию в центре управления «Звездой».

— Это именно то, о чем я мечтала! Самый мощный корабль во

вселенной! — восторгалась Ярова, оказавшись в рубке. Однако Введенский не разделял ее радости.

— А вы уверены, что сумеете обратить эту мощь во благо? Может быть вовсе не стоит использовать разрушители в войне… Знаете, я видел, как это происходит. Корабли исчезают на глазах, словно клочки бумаги в пламени костра.

— Только, пожалуйста, не говорите мне о своих предчувствиях. Я уже наслышана. Лучшие астрологи с Ковентри рассчитали, что все будет хорошо. И я им верю, — мы победим!

Вместо ответа он только пожал плечами.

— В таком случае у меня все. Корабль я вам показал. Если возникнут какие-то вопросы, обращайтесь, — сказал он и удрученно потопал в свою каюту.

Проводив Введенского взглядом, Ярова уселась в кресло командующего и по хозяйски оглядела просторный зал, заполненный всевозможными приборами, вокруг которых суетились ее подчиненные. Ни дать, ни взять — командный пульт целой армии. Она была горда собой. Еще бы, перещеголяла самого папашку. Ему такое и не снилось. Командовать таким монстром! Дух захватывало, когда она представляла себе огромный реактор в самом сердце разрушителя и толстые десятиметровые трубы плазмоводов, проходившие через весь разрушитель. По ним во время боя протекала разогретая плазма, сжигавшая любой корабль, словно он сделан из воска.

С таким колоссом они обязательно победят. А затем… А действительно, что будет затем?

Катя чувствовала, что уже никогда не сможет покинуть космофлот. А как же Саша? Неужели призвание помешает их отношениям… Воронин много раз повторял, что уйдет из армии сразу же после победы. Его заставила начать военную карьеру только смерть родителей. Едва Саша почувствует, что отомстил за них, то уйдет в отставку. Неужели нам придется расстаться? Тогда пусть эта война длиться вечно, пока смерть не разлучит нас, как бы цинично это ни звучало, решила Катерина.

После разговора с новым командиром разрушителя Антон заперся в каюте и не выходил оттуда уже много часов. Врач оказался абсолютно прав, — после недолгого периода активности меланхолия вновь накрыла его черным пологом. Истощенный организм требовал сна, но нервы, словно запущенная в бесконечном цикле программа, не желали успокоиться, пропуская через себя одни и те же переживания. Он пытался заснуть, чтобы ни о чем не думать. Но спасительный сон никак не приходил. Единственным спасением оставались «колеса». Выбора у Антона не оставалось — сумасшествие уже стучалось в двери его разума, и он вынуждено принял успокоительное. В ожидании искусственного забвения, Введенский пребывал в какой-то сумрачной дремоте, иногда отключаясь и видя короткие сны, тут же забываемые им. Фантазия и реальность смешались, и когда к нему явился «Терминатор», Введенский так и не понял. Возможно, это было во сне, а может быть наяву. Его лицо как всегда неожиданно материализовалось на мониторе.

— Антон Петрович, что случилось? Меня попросили с вами связаться. Вы заблокировали свой терминал, и никто не может к вам пробиться.

Да, заблокировал. Но только не от тебя. Ты сломаешь любой па-роль. Пройдешь сквозь любую защиту.

— Если ты смог разблокировать терминал, то, наверное, догадываешься, чем вызвано мое состояние, — медленно ответил Введенский с трудом поворачивая язык.

— Я могу читать файлы, но не мысли людей. Хотя мне сказали что-то о предчувствиях, которые мучают вас.

— В общем да. Но врач считает, что это все вызвано чувством вины… Короче, я сам затравливаю себя ужасными видениями.

— Почему вы не хотите с кем-нибудь поговорить об этом?

— Не поможет. Даже те, кто соглашается со мной, поступают вразрез с собственной совестью. Даже я сам помогаю этой бессмысленной войне разгореться еще больше. Вначале мной двигало желание во всем разобраться, потом, когда я докопался до сути, то почувствовал безразличие. Желал только, чтобы война поскорее закончилась… Но знаешь, стоило мне увидеть, как это происходит… как корабли плавятся словно игрушечные, я понял, что не желаю участвовать в бойне… Потому что я знаю правду, а все остальные избегают ее.

— Я тоже знаю правду и вовсе не избегаю ее.

— Значит, я прав? — Антон затаил дыхание в ожидании ответа.

— Да, — коротко ответил «Терминатор».

— Тогда почему ты не сообщишь всем!? При твоих-то возможностях!? — изумленно спросил Введенский.

— Вы же сами сказали, что правда никому не нужна.

— В таком случае, зачем же ты пришел? Я уже слышал что-то в этом роде от врача, пытавшегося излечить меня.

— Чтобы сообщить, что вы не один.

— Спасибо и на том… Раз уж ты явился, то, по крайней мере, ответь, когда это все закончиться.

— Я не бог и не пророк. А Сеть далеко не портал в ирреальность. Правда, здесь невообразимое количество информации и расчетных мощностей, с помощью которых можно делать необходимые выводы.

— И что показывают расчеты?

— Два десятилетия.

— Что?!! Неужели повстанцы и конфедераты будут убивать друг друга еще двадцать лет?! Это же какие-то «Звездные войны», только рыцарей Джедаев не хватает…

— Нет, эта война закончится в ближайшие две-три недели. Но «чужие» не будут побеждены, и через какое-то время неизбежно возникнет новый всеобъемлющий конфликт.

— А что будет с нами?

— Про нас забудут. Им не нужны реальные герои, — им нужны символы. Но, я полагаю, мы будем востребованы, когда разгорится пламя новой войны.

Снотворное наконец добралось до серого вещества и открыло врата в спасительное царство Морфея.

— Боже упаси, надеюсь, я не доживу до этого кошмара, — прошептал Антон, перед тем как провалиться в забытье.

Не хватало еще, чтобы я стала наркоманкой, с отвращением думала Черная, представляя, как таблетка проваливается в горло, затем с потоком воды падает в желудок и там, перевариваясь, распространяется по всему организму. Врач дал Марине упаковку, рассчитанную на двухнедельный курс, как только у нее удалили айдишник. По идее, когда закончится лекарство, она уже должна привыкнуть к отсутствию имплантанта, но сейчас Марине казалось, что она уже никогда не сможет обходиться без этих таблеток.

— Началось! — провозгласил Паша, выводя яркость монитора на максимум. Пашин голос вернул Марину из мира собственных страхов в бушующую революционную реальность.

Вначале были видны только звезды — зрелище невозможное для конца июня в Питере, но вполне нормальное для Москвы. Где-то там, среди маленьких белых точек шла ожесточенная битва, с каждым часом приближавшаяся к Земле. И где-то там был Антон…

Затем камера метнулась вниз, захватив центр мегаполиса. Съемки велись с борта аэрокара, курсировавшего над столицей, где в данный момент решалась судьбы страны.

Вроде бы еще вчера Марина ехала на работу в управление Интербезопасности. И вот теперь она наблюдает за тем, как падает последний оплот конфедератов в России. Мировая революция произошла с чудовищной быстротой. Россия, державшая пальму первенства в прошлом веке, нынче отставала от других стран по быстроте свержения действующего строя. В Южной Америке уже неделю шли бои между повстанцами и конфи. Африка превратилась в сплошной кошмар. Китай просто взял и вышел из состава Конфедерации, за ним после тихого переворота последовала Индия. Все шло к созданию антиконфедеративной коалиции. Но без участия России на такое пойти никто не решался. Ведь власть Нью-Йорка все еще поддерживал могущественный Евросоюз и Япония. Поэтому все ждали, когда русские повстанцы официально захватят власть и объявят о выходе из Конфедерации. Большинство баз ВКС на территории страны уже подняли мятеж. Местные органы власти бездействовали. Некоторые даже поспешили перейти на сторону восставших. Дело оставалось за малым: взять Кремль и арестовать членов потерявшего всякое доверие Госсовета и правительства по-прежнему верного конфедерации. К этому моменту Дума уже выразила вотум недоверия старому правительству и призвала президента подать в отставку. Но прежняя элита не хотела сдаваться без боя, очевидно, все еще надеясь на помощь Нью-Йорка.

Кремль, обычно ярко иллюминированный, был погружен в полумрак. Темноту разрывали только короткие вспышки выстрелов. Восставшие армейские части окружили Кремль еще днем, но штурм начался ближе к ночи. И сейчас, похоже, достиг своего апогея. Пальба участилась, из-за попавших в здания ракет внутри возникло несколько очагов пожара. Тем временем аэрокар продолжал кружить над Кремлем. Камера выхватывала маленькие фигурки бегущих внизу людей. Мелькали нити лазерных лучей и плазменные импульсы. Если бы это происходило еще два-три месяца назад, Марина решила бы, что на Красную площадь высадились пришельцы.

— Кажется, старая власть доживает свои последние минуты! — наконец дал о себе знать репортер. — Наш автоматический аэрокар в данный момент находится над центром Москвы, над Кремлем, в самой гуще событий! На наших глазах творится история! И сейчас вы видите, как…

Марина понимала всю важность происходящего и старалась запомнить каждое мгновение, вырванное из этой июльской ночи. Однако в голове ничего не укладывалось. Получался некий калейдоскоп из неразборчивых картинок странной ночной возни. Но, на-верное, подобным образом происходили все революции и перевороты: выстрелы, шум, возня и неразбериха. Это уже после снимают батальные сцены грандиозных штурмов.

Тем временем бой уже перекинулся внутрь Кремля.

— Да, да, они уже ворвались внутрь. Сейчас мы попытаемся опустить аэрокар ниже…

Изображение стало увеличиваться по мере того, как машина приближалась к земле. И в этот момент небо озарила ослепительная вспышка. Изображение потухло.

— Черт! — раздался громкий голос ведущего. — Похоже, кто-то из обороняющихся решил, что мы атакуем!

Марине вдруг стало страшно, когда она мысленно представила себя находящейся в центре Москвы, где гремели выстрелы и взрывы. Ведь там действительно могли оказаться зеваки или случайные прохожие. В Питере пока, тьфу-тьфу-тьфу, все спокойно, если конечно не брать в расчет многочисленные митинги. И тут она вспомнила о брате. Ромка в последние дни редко бывал дома. Вот и сейчас он поперся на Дворцовую площадь, где проходил то ли митинг, то ли концерт в поддержку Революции. Беспокойство за брата заставило ее оторваться от экрана. Марина отошла в другой конец зала и села за свободный терминал, чтобы связаться с Ромкой.

Вначале она услышала только громкую музыку и какие-то бессвязные выкрики. Брат стоял в толпе, сжимая в руке бутылку пива.

— Говори громче! Здесь ни черта не слышно! — завопил он, стараясь перекричать музыку.

Вместо того, чтобы кричать на весь зал, Марина просто напечатала сообщение:

«У тебя все нормально?»

— Да! Все гуд! Долой конфи! Бей америкосов! Ура-а-а! — закричал вместе со всеми Ромка, прочитав сообщение. — Я был в универе! — ответил он, когда рев толпы стих. — Экзамены перенесли на август, так что все будет гуд!

И вновь толпа заорала.

«Ладно, пока. Я на работе, утром, наверное, вернусь.»

— Ура-а-а! — продолжал вопить Ромка.

Убедившись, что с братом все нормально, Марина вернулась к смотровому монитору, вокруг которого сгрудились все немного-численные сотрудники бывшего интербеза. Временно местом сбора стал терминальный зал, где раньше располагались подчиненные Сочнева. После смены власти сотрудников, перешедших на сторону восставших, не набиралось и на половину зала. Большое опустевшее здание Управы казалось им теперь чужим и холодным. Это заставило их оставить свои старые кабинеты и собраться в одном помещении. Тем более что когда с Литейного сюда переведут ФСБ, то им все равно придется съезжать с насиженных мест. Ведь, как известно, новая метла метет по-новому. Ну а пока из ФСБ прислали лишь общие указания приступить к передаче архивов. Поэтому зал превратился ко всему прочему еще и в склад. На столах, на стульях, на диванах и даже на полу валялись старые бумажные папки и коробки с дисками. В общем, царил полный кавардак.

— Ну что там? — спросила Черная, подойдя к Паше.

— Аут, Кремль взяли. Теперь вот ждем выступление переходного правительства, — ответил Сочнев, уставившись в монитор. Кто-то сунул ей кофе и пару крекеров. Они все сейчас пили кофе, чтобы не заснуть.

Картинка как раз поменялась. Охваченный пожаром Кремль больше не показывали. Теперь репортаж велся из Думы, где временно расположилось новое правительство.

В большом зале для пресс-конференций за столом сидели шестеро человек. Малознакомые лица — чиновники и политики второго эшелона, ставшие в один миг новыми правителями. Из известных был только генерал Яров, принявший должность министра обороны. Как и следовало ожидать, журналисты обращались в основном к нему.

— Мне только, что сообщили: Госсовет арестован. Власть полностью перешла к нам! И я во всеуслышанье заявляю: Мы полностью поддерживаем Временный Комитет и Повстанческую армию. С этого момента Россия выходит из Земной Конфедерации! — пробасил генерал, когда журналисты умолкли.

Из зала посыпались вопросы.

— Кто вошел в новое правительство?

Яров перечислил несколько фамилий, а затем добавил, что ему предлагали занять должность премьер-министра, но он отказался.

— Что будет со старым правительством и президентом?

— Они будут содержаться под арестом до полного разгрома Земной Конфедерации, затем их судьбу решит суд…

— Да ну их на фиг, и так все ясно, — сказал Паша. — Давайте лучше посмотрим, чего в Кремле творится.

Все согласились, и Сочнев переключился на другую активную камеру «Свободы-ру». Репортеры уже успели установить аппаратуру на Красной площади, где собралась толпа солдат.

— Да здравствует Россия!!! Ура-а-а!!! — в один голос закричали несколько человек, заметивших, что их снимают. — Смерть чужим! Смерть конфедератам! Смерть Америкосам!…

И все подхватили этот клич.

— Смерть чужим! Смерть конфедератам! Смерть Америкосам! — воодушевлено кричали солдаты. Многие подняли оружие и стали палить в воздух.

— Смерть конфедератам!!!

— Смерть чужим!

— Смерть америкосам!!!…

От переизбытка эмоций Марину стала бить дрожь. Рука сама потянулась за таблетками. Лишь путем невероятных усилий Марина сумела удержать себя.