На периферию исторической памяти вытеснен архитектор русской гегемонии в Восточной Европе, воин и рыцарь, выдающийся оратор и стратег. Речь идет о князе Святославе, авторе идеи Дунайско-Черноморской торговой империи.
В очерках «Россия до русских» и «Рождение Руси» я кратко изложил свой взгляд на начальный период русской истории. В предлагаемом очерке речь пойдет о временах, более знакомых читателю – эпохе Ольги и Святослава, когда молодая русская держава уверенно набирала силу и международное могущество.
Два сезона киевских князей
Русь IX века – эпохи Олега, Игоря, Ольги и Святослава – это оригинальное политическое образование, наиболее уместным аналогом которого является Римская республика в период установления власти над Италией.
Перед нами – система союзнических отношений между центром Руси, Киевом, и славянскими племенными объединениями (для обозначения которых Константин Багрянородный употребляет термин «славинии»). Это именно союз, а не данничество, но при этом союз носит отчетливо выраженный гегемонистский характер.
В жизненном ритме этого политического объединения отчетливо различаются два сезона:
а) Осенне-зимний сезон – период полюдья, объезда князем русов с дружиной подвластных земель, кормления в них и сбора дани и торговых запасов.
б) Весенне-летний сезон – период изготовления в славиниях лодок-однодеревок, которые продаются затем в Киеве и снаряжаются для пути в Константинополь.
Ежегодная торговая экспедиция в Византию занимает у русов большую часть лета и сопряжена со значительными трудностями – преодолением днепровских порогов, постоянно находившихся под ударом печенегов.
Прекрасную картину этого периода русской истории описал византийский император и ученый-энциклопедист Константин Багрянородный в своем труде «Об управлении империей».
«Приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас.
Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие славинии – рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних мест входят в эту самую реку и отправляются в Киову.
Их вытаскивают для оснастки и продают росам, росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство... снаряжают их.
(фото: ozon.ru)
(фото: ozon.ru)
И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух–трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр.
Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи». Порог этот столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул.
Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая ее шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки...
Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают.
Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением», а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севернее и прочих славян, которые являются пактиотами росов.
Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают их и отправляются в Романию».
Основу этой торговой экономики составляла работорговля, однако ошибочно иногда высказывается мнение, что «скандинавы продавали грекам славян». Воины и купцы – представители центральной группы составлявших Русь народов – продавали представителей периферийных племен, выступавших и как данники, и как объект охоты.
На торговых перекрестках
В этот период заложены были основные проблемы геополитического, политического и социального развития Руси на следующие столетия.
Отношения с Византией были отношениями привилегированного торгового партнера, установленные обширным торговым договором, заключенным Олегом в 911 г. (предшествовавший поход Олега на Царьград, не зафиксированный в греческих источниках, ставится многими исследователями под сомнение, вполне возможно, он является легендарным удвоением похода 860 года).
Несмотря на неудачные войны Игоря с греками и заключение по их итогам менее выгодного договора, в целом отношения двух сторон определялись взаимными торговыми интересами.
При этом исключительно эффективным средством воздействия на русов для Византии являлся союз с печенегами, имевшими возможность в любой момент перекрыть днепровские пороги. Степной «замок» на русской дальней торговле стал первым моментом в истории «степной проблемы», ключевой для России до самого XVIII века и потребовавшей громадных усилий по своему разрешению.
Русский Киев выступал и опорным пунктом для широкой разбойничьей экспансии в духе классических викингов. Объектом этой экспансии стала зона Прикаспия, где всю первую половину IX века русы совершали дерзкие грабительские набеги на мусульманские торговые города.
Этот коммерчески-разбойничий характер поволожской торговли и ушкуйничество также сохранится на долгие столетия, вплоть до покорения Иваном Грозным Казани и Астрахани.
Олег начал, а его преемники продолжили политику вывода славянских племен из даннической зависимости от Хазарии и расширения гегемонистского союза вокруг Киева. После серьезного кризиса, связанного с убийством Игоря древлянами и жестоким подавлением мятежа Ольгой (легенда об Ольгиной мести является одним из самых красивых и вместе с тем жестоких преданий русской начальной летописи), система полюдья была реформирована, установлены твердые размеры дани (уроки), пункты ее сбора (погосты). Ольге удалось заложить основы государственной системы на Руси.
Культурное и религиозное развитие Руси в этот период характеризовалось христиански-языческим дуализмом, мирным сосуществованием обеих религиозных общин без выраженного доминирования одной из них. В лице княгини Ольги русский престол занимает сознательная христианка, принимающая крещение в Византии и рассчитывающая на повышение статуса Руси в «Византийском содружестве».
Обманувшись в этих надеждах, Ольга пытается завязать более тесные контакты с германской Священной Римской империей (торговые связи по суше между Киевом и Баварией также были весьма значительны), однако эти попытки заканчиваются неудачей.
Русь в этот период представляет собой раннее политическое образование, чья жизнь подчинена прежде всего ритмам торговых экспедиций в Византию (в меньшей степени – на Восток): с этим и связано преобладание центра в Киеве, сравнительно незначительная роль Севера, медленная, но неуклонная христианизация, постепенное собирание вокруг Киева славянских племен как союзников, данников и соучастников в торговых предприятиях.
По мере расширения союза договорные отношения в нем все больше трансформируются в государственные, правила эксплуатации уточняются, а мятежи подавляются с беспощадной жестокостью.
Стратегия Святослава
Деятельность князя Святослава относится к числу наиболее ярких страниц ранней русской истории. Представление князя в историографии как авантюриста – глубоко несправедливо.
Очевидно, что Святослав был выдающимся полководцем и исключительно амбициозным политиком с глубоким стратегическим видением. Позднейшие историки выставляют Святослава как якобы фанатичного язычника, чуть ли не вождя языческой реакции и гонителя христианства.
Святослав не хотел принимать по образцу матери крещение, считая, что это подорвет его отношения с дружиной и над ним будут смеяться. Но не испытывал никакой агрессивной враждебности к христианству. И летописец, хотя и критикует его, дает, тем не менее, совершенно восторженный героический портрет князя, ставшего образцом удалого воина.
(фото: wikipedia.org/Встреча Святослава с Иоанном Цимисхием. К. Лебедев, 1916)
(фото: wikipedia.org/Встреча Святослава с Иоанном Цимисхием. К. Лебедев, 1916)
«Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус, и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими же были и все остальные его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вы идти».
Из этого описания очевидно, что Святослав, наряду с традиционным уже для русских воинов рекоплаванием и мореплаванием, начал развивать стратегическую конницу, как нельзя более уместную в степях Южной Руси.
Дальние конные походы, наряду с походами на ладьях, стали частью его военной тактики. Например, спасти Киев от осады ему удалось только благодаря молниеносному конному броску из Болгарии к своей столице.
На первом этапе его самостоятельного правления Святослав завершил установление гегемонии Руси на Русской равнине, превратив в своих данников вятичей и полностью разгромив Хазарию. Отныне никаких равных соперников на этом пространстве Русь не будет иметь вплоть до монгольского нашествия.
Вмешавшись в византийско-болгарские войны, Святослав попытался воплотить грандиозный замысел по созданию Дунайско-Черноморской торговой империи, которая контролировала бы русскую, дунайскую и греческую черноморскую торговлю, что привело бы к полному вытеснению греков из Европы в Малую Азию.
«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы».
Ничего авантюристического в этом замысле не было. Он был вполне реализуем, если бы Святослав не столкнулся с Византией в высшей фазе ее расцвета, связанного с правлением Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия – величайших из византийских полководцев.
То, с каким трудом Цимисхию удалась победа над русами, свидетельствует, что, имей Святослав дело с империей в период относительного ослабления, его замысел был бы полностью реализован.
Рассказы об этой войне – и в русской летописи, и особенно у византийского историка Льва Диакона – создают поразительный по красоте и цельности образ Святослава и отважных, хотя и свирепых русов. Слова ультиматума, переданного Святославом Иоанну Цимисхию в ответ на его требование уйти из Болгарии, говорят о широте его геополитического мышления:
«Ромейским послам Сфендослав ответил надменно и дерзко: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами».
А вот две передачи одной и той же речи Святослава при обороне Доростола в Болгарии, ставшей первым великолепным образцом русской военной риторики.
Вот как передает ее Лев Диакон.
«Тогда Сфендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: «Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями.
Итак, проникнемся мужеством, которое завещали нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!»
А вот как наш летописец:
«Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь».
Тяжелейшая для ромеев война закончилась ничьей. Цимисхию так и не удалось сломить стойкость русов, несмотря на чудовищные потери – и он был вынужден пойти на переговоры. Благодаря личной встрече князя и василевса у нас остался первый в истории словесный портрет русского князя:
«Государь, покрытый вызолоченными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них.
Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой.
Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал».
Главной ошибкой Святослава была недооценка им значения печенежской угрозы русским коммуникациям в степной зоне Поднепровья. Это привело к осаде печенегами Киева (деблокированного талантливым воеводой Претичем), из-за которой в решающий момент пришлось прервать болгарский поход, а затем и к гибели Святослава у днепровских порогов.
Несмотря на раздающиеся в летописи упреки в искании чужих земель (более отражающие обстановку XI века, нежели Х), Святослав должен быть признан архитектором русской гегемонии в Восточной Европе. Он был выдающимся реформатором русского военного дела, наряду с речным и морским десантом начавшим активно использовать стратегическую конницу и научившим ее дальним переходам.
Его образ воина и рыцаря, выдающегося военного оратора одинаково ярко отразился и в русском предании, и в византийской историографии. Вытеснению Святослава на периферию русской исторической памяти должен быть положен конец.
